– Привет, папа!

Домашние звуки, которых обычно не замечаешь, стихли, и я остро почувствовал их отсутствие. Мне стало еще грустнее.

– Пап, можешь не закрывать трубку рукой. Они умеют отслеживать звонки.

– О ч-ч-чем эт-т-то ты? – спросил он, заикаясь.

– Пап, тебе нужно лечиться. У тебя же есть страховка. Обратись в «Ред пайнс».

– Черта с два! Знаешь разницу между пропойцей и алкоголиком?

Это вроде старой-престарой шутки. Ответить нужно «Пропойцы не ходят на анонимные встречи». Прежде чем отец добрался до ключевой фразы, я подсказал:

– Да, знаю, пропойцы упиваются до смерти, а алкоголики порой излечиваются.

– Пошел ты! – изрыгнул отец.

– Тебе нужно лечиться.

На секунду отец затих.

– Почему ты прячешься от правительственных агентов? Где твое уважение к родине?

Я разозлился и едва не бросил трубку. Потом сделал глубокий вдох и процедил:

– У меня больше уважения к Биллю о правах, чем у них. И уважения к конституции больше. Я для них не угроза, но они в это не верят. Наверное, не могут поверить.

На стоянке заскрипели тормоза – ничего экстраординарного. Казалось, кто-то пытается побыстрее поставить машину на переполненной стоянке, но я-то знал правду.

– Иди лечиться, папа. Иди, пока не умер и не испортил кому-нибудь жизнь.

Я оставил трубку висеть на проводе, вышел в коридор, ведущий к уборным, и застыл там в полумраке.

Четыре агента АНБ разом ворвались сразу в обе двери. Каждый сжимал в руках нечто вроде автомата с укороченным стволом и широченным дулом. Господи, что это за дрянь? Почти уверен, из стволов торчало что-то еле видимое, поблескивающее при люминесцентном освещении зала.

Один из агентов заметил меня и вскинул автомат на плечо.

Я прыгнул.