Повисла пауза. Не сговариваясь, двое Почитателей Огня зашагали по коридору. Не прошло и минуты, как они уже стучали в дверь.

– Марх? Марх, вы там?

– Дверь не заперта, – присмотревшись к замку, шепотом сказал Эржехт. Спригган едва приоткрыл ее, заглянул в щелку… и безвольно отпустил ручку. Дверь медленно открылась; потянуло сквозняком.

Комната была пуста. Только ветер, задувавший сквозь выключенное окно, колыхал занавески.

Гном и спригган безнадежно переглянулись. Сияние Силы в их глазах угасло, вся мощь, дарованная Владыкой, ушла на церемонию Призыва Пламени. И потому ничто не могло скрыть, что на дне глаз обоих Почитателей плещется липкий, первобытный страх.

– Семен, ты там скоро? – послышалось из-за двери.

– Скоро, клянусь неисповедимыми тропами ночи! – весело ответил вампир, не прерывая своих занятий.

Последние полчаса выдались насыщенными. Покончив с Нифонтом и забрав его воспоминания, Уррглаах развил бурную деятельность. Вскоре к нему присоединился Ирруалх, оправившийся после магической блокировки, а потом и Александр. Чародей выглядел хмуро и время от времени бросал на дракона косые взгляды. Тот, впрочем, не реагировал – ящер явно считал, что поступил верно, и поставил на этом точку. Сейчас на повестке дня стояли более насущные задачи – вот за них-то и взялась странная троица.

Оказать первую помощь соратникам. Залечить ожоги Зиктейра. Привести в чувство Элланиса и Семена. Снять с эльфийского спецназа чары «Железного Шока» и взамен погрузить их в глубокий сон. Потом оказать более специфическую помощь Семену – измученный организм ночного жреца продолжал требовать свежей крови. Скармливать ему Почитателей, которых наверняка еще можно отыскать на втором этаже, представлялось неразумным – но Уррглаах нашел простой и изящный выход. Открыв окно, он сосредоточился – и вскоре в комнату влетели одна за другой четыре вороны. На этом ящер счел свою задачу выполненной, окно закрыл и оставил кровопийцу наедине с птахами – пировать.

После этого «Тени» в компании Ирруалха отправились прочесывать четвертый этаж с тем, чтобы опечатать каждое мало-мальски любопытное помещение – для дальнейшего изучения в более спокойных обстоятельствах. Семен же занялся жизненно необходимым делом.

Каждый акт поглощения чужой крови был для ночного жреца еще и религиозным действом, приношением во славу богов. Их имена никогда не называли вслух. За пределами ордена многие считали, что таковых имен вообще не существует – божества ночи и божества ночи, что тут еще можно прибавить? Семен знал, что это не так. Знал лики, атрибуты и пристрастия каждого из них. Знал, как их умилостивить и как восхвалить. И не просто знал – это знание стало его сутью, вошло в плоть и в кровь. Вся его жизнь была подчинена служению, и не было в ней места поступкам, лишенным сакрального смысла.