– Да уж, бурный выдался денек, – согласно кивнул Александр. – Как думаешь, остальные уже на «Танатосе»?

Пока драконы и вампир проводили операцию на психике, Зиктейр и Эльринн под конвоем повели троих пленных Почитателей к звездолету. Баггейн снова принял облик собаки, чтобы их с гремлином возвращение на корабль смотрелось вполне естественно для местных властей. А что компания из еще трех существ разных видов – ну, бывает, старых друзей встретил, в гости пригласил!.. «Старым друзьям» доходчиво объяснили, что с ними в случае чего может сделать баггейн и с какой скоростью он способен двигаться, так что те пообещали вести себя благоразумно и не привлекать внимания.

На борту троицу сектантов ожидал специально предусмотренный для таких случаев изолятор. Как именно поступить с ними дальше, «Тени» решат позже, отдельным совещанием с участием Максимилиана Аневича-Эндриксона.

– Вполне возможно, – кивнул Уррглаах. – Ну что, пойдем отсюда?

Усталая четверка зашагала к выходу из особняка. Вскоре лес встретил их запахами хвои, влаги и вездесущего на этой планете грозового озона. Выйдя наружу, драконы остановились, словно о чем-то размышляя.

– Александр, Семен, идите пока без меня, – сказал наконец Уррглаах. – Нам с Ирруалхом нужно переговорить.

Чародей сразу не понял, хотел спросить, почему нельзя переговорить в дороге… Но слова застряли у него в горле.

Оба ящера превратились.

В наши дни немногим доводится увидеть драконов в силе и славе. За пределами своих городов на гоблинских планетах они предпочитают обличья более компактные и неприметные, что позволяет беспрепятственно бродить по улицам, не мешая движению транспорта, и без каких-либо затруднений заходить в дома. Тем, кто не бывал в заповедных глубинах Эйкулларии, приходится довольствоваться слухами, описаниями, картинами и немногочисленными видеозаписями, которые, впрочем, передают лишь бледную тень истинной картины.

Яркий свет залил поляну перед домом Нифонта. Свет, потоками изливавшийся из двух человеческих фигур, столпами возносящийся вверх, полотнищами разворачивающийся в воздухе и принимающий странные, причудливые формы. Человеческие силуэты бледнели, истончались, исчезали, стираясь из бытия под натиском чего-то более крупного и могущественного, дотоле таившегося в глубине, а теперь поднимавшегося наружу, расправляя затекшие члены после длительной неподвижности. Так бабочка покидает кокон; так драконы принимают истинный облик.

Сияние ложилось на траву, холодным пламенем пробегало по стенам особняка, мелькало причудливыми бликами в окнах и бросало горячечные отсветы на кроны деревьев. В странном свете привычные объекты преображались, обретали скрытый смысл, исподволь напитывались волшебством. Колдовское сияние плясало в воздухе, скользило по камням и ветвям, и в бесконечной игре светотени то и дело неуловимо проступали контуры чего-то живого. Качнулась ветка – и на миг обернулась контурами титанической когтистой лапы. Отделившаяся лента света струилась по земле витками длинного змеиного хвоста. Россыпь искр на стенах – лазурит и бирюза – вдруг оказалась блистающей чешуей, а в причудливых наплывах черепицы проступила странная, ни на что не похожая морда – клювовидная пасть, перепончатые гребни, корона рогов. А раскинувшееся в стороны зарево, похожее на северное сияние, – разве это не расправленные необъятные крылья?