– А ты молодец… – продолжал меж тем Тарантул. – Это ведь ты у Бекболата отметился? И в Ульяновске… И партизанская война в нашем регионе… Подполковник Злобунов? – он усмехнулся. – Слишком долго мы принимали тебя за северную группировку. Если б я знал, кто ты есть – я бы еще раньше людей сюда прислал. Убедил бы Османова… Не знал. Не смог понять. Грош цена мне, как офицеру штаба. И знаешь что? Сдается мне, ты об этом и не догадываешься… Я ведь забыл, понимаешь? Я полностью врос в Береговое Братство, стал его частью. Я отдал ему десять лет. Я работал, как проклятый, карабкаясь вверх по карьерной лестнице. Я стал Верховным Главнокомандующим мощнейшей группировки! Я вычеркнул вас из своей жизни! Зачем мне горстка неудачников, подыхающая в радиационном аду? Вы остались в моей прошлом!.. И знаешь мне кто напомнил? Ты.

Слова Верховного не сразу дошли до сознания – пару мгновений мозг еще цеплялся за спасительное незнание, не желая вникать в услышанное. Однако они были сказаны, и разорвались в голове ярчайшей вспышкой мегатонной атомной бомбы. Данил помертвел… Понимание того, что именно он совершил, обрушилось на него разом, страшной, неподъемной тяжестью. Слишком велико было его желание отомстить убийце своих родителей, уничтожить Братство и он не мог отказаться от этой возможности. Но где-то в глубине души – где-то глубоко-глубоко, так глубоко, что и сам не отдавал себе отчета – он все же понимал, что воздействие на прошлое не может не изменить будущее. И ведь было подтверждение этому! Было! Куропаты, будь они прокляты! Тот случай продемонстрировал это наглядно. А еще – Черный Караван! Уж куда яснее! Все это было предупреждением… Не внял. Не захотел увидеть. Жажда мести, желание свершить ее самому полностью заглушили голос разума. Именно он, Данил Добрынин, был виноват в том, что Братство заинтересовалось маленьким городком. Именно он помог Паутикову вспомнить о мелкой общинке, изгнавшей его. Именно он, пусть и руками Паука, уничтожил Убежище.

Верховный, внимательно следя за его лицом, криво усмехнулся:

– Да… Вот как оно бывает-то. Неожиданно… Мне почему-то кажется – ты и сам сейчас не рад. Перегнул ты с местью, дружок.

Всхлипнув от бессилия, от кристальной ясности того, что все уже сделано и ничего нельзя повернуть вспять, Добрынин рванулся вперед. Схватив Паука за шею, вздернул вверх, упирая спиной в стену… правая рука, разгоняясь, подалась назад – и паровым молотом врезалась в корпус, с хрустом ломая ребра. Паутиков захрипел, судорожно пытаясь закрыться… Замах – и снова удар, в то же самое место, окончательно смявший грудную клетку. Добрынин разжал захват – и Верховный завалился на пол, скрючившись эмбрионом, заходясь натужным кашлем, брызгая на бетон темной пузырящейся кровью. Упав на колени рядом с ним, Добрынин ударил еще раз и еще, круша ребра, ломая кости, дробя конечности. Он бил, крича что-то в беспамятстве, гвоздил бронированным кулаком, куда попало, желая только одного – чтоб этот человек забрал назад эти страшные, сказанные им только что, слова! Тело Тарантула, реагируя на его удары, уже содрогалось мертвой безжизненной куклой – а он все бил, бил и бил, не умея остановиться.