— Конечно, — согласился Ршшагрев с очевидной истиной. — Таковы три древних жребия: позор; еще больший позор; смерть с честью.

Длинные когти вождя непроизвольно обнажились и оставили в подлокотнике глубокие борозды.

— Ну вот что, — решил он наконец, — забудем об этом.

— Вождь?

— Будем думать, что эта случайность — замысел Омуна, и все. Полагаю, мой сын не пытался сжульничать, он оплошал и случайно был спасен. Не воля ли это нашего бога? Может быть, если хочешь знать мое мнение. Так что вот тебе мой твердый наказ: забудь об этом. Пусть Тилгерик живет.

— Как будет угодно моему вождю, — поклонился верховный хранитель традиций. — Во славу Омуна.

— Вот-вот.

Он покинул обитель охотников и вернулся в свои владения, вновь представ перед старцами.

— Как прошло?

— Он все так же жрет и пьет?

— Когда состоится Суд Десяти?

Вместо ответа, глубоко вздохнув, Ршшагрев обрушил удар на один из манекенов, расщепив толстый кусок дерева на тысячи щеп. Этим и лишь этим он проявил бушевавшую в его сердце ярость.

— Наш вождь заявил, что его сын находится под охраной Омуна.

— С каких пор вожди ведают, чего хочет Омун? Это наша работа!

— Он выделяет этого котенка среди прочих?

— Когда это родство стало что-то значить?

— Именно, — подтвердил верховный хранитель традиций, соглашаясь с мнением собственного беззубого и жалкого родителя. — Плохо, когда мы вмешиваемся в дела правителей, но и им не следует браться за толкование воли Омуна. Вождь стал старым. Он стал сентиментальным. Он стал мягким. Он выбирает любимчиков среди отпрысков. Довожу до вашего сведения, что славный Абракзис вскоре уступит свое место более молодому и достойному маркатчитару.

Старцы оживились, их замшелые умишки воспламенились интересом.

— И как же ты это сделаешь? Яд?

— Несчастный случай на охоте?