В левом дальнем углу загона на ржавой бочке из-под солярки концерна «ЭкоОйл» страдал от безделья дюжий пастух. Надвинув шляпу на глаза, болтал ногами в разбитых сапогах, дымил невероятного размера сигарой и, казалось, ничего вокруг не замечал. Когда путники подъехали к калитке, парень и тогда никак не отреагировал. Впрочем, как и его коровы.
Нарочитая пастораль картинки Владу не понравилась. Нутром почуял — что-то здесь не так. Ощущалась во всей этой благости какая-то скрытая угроза. Поэтому осторожно вытащил пистолет и сдвинул язык предохранителя. Как ни старался сделать это тихо и неприметно, Тыяхша засекла и осуждающе покачала головой.
— Думаешь, этот аркадский пастушок не Зверь? — спросил солдат.
— Ты разве что-нибудь чувствуешь? — вопросом на вопрос ответила девушка.
— Честно?
— Честно.
— Не-а, не чувствую, — признался Влад. Затем тревожно огляделся по сторонам и добавил: — Но ощущаю. Что-то, подруга, здесь не так. Поверь бывалому солдату.
Тыяхша посмотрела на него с интересом:
— А в чем проблема?
— Ты пела, окрестности Айверройока врагом кишат.
— Конечно. Кишат.
— А почему пастух вальяжен, как бегемот в солярии? Страх потерял? Или Охотник?
— Нет, не Охотник. Пастух. Обыкновенный пастух. Я его с детства знаю. Зовут Джэхзо. Он сын тетушки Алахмо, вдовы дядюшки Росхата.
— Не Охотник, значит. А чего тогда один в поле? Смелый?
— Смелый. Но не один.
Тыяхша вставила пальцы в рот и лихо свистнула. Свистнула протяжно, с переливами. По-мальчишески.
Чертовка!
Эхо условного сигнала еще не затихло, а по периметру загона уже стояло с десяток орлов с арбалетами наперевес. Повыскакивали парни из заячьих нор и застыли на отведенных огневых позициях. И даже пастух Джэхзо теперь не сидел, а стоял на бочке и как все остальные шарил арбалетом в поисках цели. Откуда оружие вытащил — не понять.
Влад прикинул расклад: двенадцать против одного. Были бы «гаринчи», только троих успел бы завалить. Ну, может быть, четверых. Четвертого — уже будучи раненым. Причем тяжело. А потом все — стал бы подушечкой для иголок. Восхищенно покачав головой, спросил:
— Так это стадо — приманка?