— Тихо, вдоль стеночки, уходи, пока я его отвлекаю…

Женщина послушалась совета и серой мышкой осторожно, так, чтобы побыстрее оказаться вне поля зрения страшного воина, прокралась к выходу, пока два врага еще по разу «обменялись любезностями». И едва она успела почувствовать себя в безопасности, как огромная ладонь обхватила ее горло и припечатала к стене. Страшный сотник взглянул заинтересованно:

— Хм, а ничего мышка.

— Мишма… — Голос оказался на удивление спокойным и миролюбивым. От звона металла о доски пола сотника перекосило, и он повернулся к пленному. Браслеты лежали на полу. С ободранных рук стекали тяжелые красные капли, срываясь с пальцев и ударяясь об пол. Он продолжил все так же мирно, даже не глядя на нимадоргца: — Я давно тебя бил, Мишма? Если не считать те последние два случая, когда вас было трое против меня одного и когда ты застал меня врасплох после битвы? Ты давно не нарывался на мой кулак своей рожей?

— Н-да, не нужно было бить тебя по голове, — протянул воин. — Ал, я ведь сильнее. И ты пленник. Ты ничего не сможешь сделать, в то время как я могу все. Ты это понимаешь, сын Пламени?

— Это ты чего-то не понимаешь, сын Мрака. Даже если загнать в угол крысу, она станет львом. Твои подельники загнали в угол льва. Ты ведь боишься меня, — произнес он и поднял взгляд от содранной браслетами кожи. — Кроме того, хотя Альтаир держал это в секрете, со временем слушок разнесся. Я ведь изгоняющий, Мишма. Слабый, но достаточно опытный. Редкий дар для таких, как мы, верно? Я бы даже сказал — уникальный.

Мальчишки, которого Ниара видела раньше, как не бывало. Юноша, стоящий посреди каменной кельи, являл собой средоточие величия, спокойствия и уверенности. Так спокоен великолепный меч в ножнах. Так уверен хорошо наточенный топор палача, занесенный над головой. Так велик только бог Купола…

Рука, сжимавшая целительнице горло, исчезла. Сотник, коего опасался сам маршал, отступил перед пленным, который ростом не доставал ему даже до плеча и рядом с огромным нимадоргцем казался хрупким ребенком. Отступил, глядя с лютой ненавистью.

— Тебе осталось жить не больше трех суток, последний Грифон. — Нимадоргец ухмыльнулся. Как ни пытался он сделать эту ухмылку презрительной, все равно проглядывал страх. — И я посмотрю, как ты переживешь эти три дня, которые превратятся для тебя в пасть Кошмара!

— Смотри, как бы эти три дня не стали для тебя его задницей, — отозвался Пламенный.

Мишма, пятясь, вышел. Ниара вздрогнула, когда дверь с грохотом закрылась. Перевела взгляд на пленника. Тот стоял, обхватив себя рукой за левый бок, и почти не дышал. Бледное до серости лицо и посиневшие губы. Пошатнулся и сел на доски пола там, где стоял. Тихий шепот заклинания сорвался, сменившись едва слышным стоном боли.