Если бы сейчас он заговорил, то подставил бы под удар даже не себя, даже не свой план, а всех остальных и все, что они сделали за прошедшие годы.

Как же больно — удерживать дерущие горло слова. Слова, которые надо, до́лжно произнести, чтобы помочь той, что стоит перед ним, поддержать ее, позволить ей увидеть иную грань мира…

Хотелось кричать — отчаянно, безудержно, дико, словно берсерк, рвущийся в битву. В битву, которую не выиграть, никогда не выиграть, пока он Лис, а не Хельг; но в академии он обязан быть Лисом.

Правило, связавшее его по собственной воле. Правило, отрезавшее его от искренности в отношении остальных «птенцов». Правило, из-за которого он ничем, совершенно ничем не может помочь Хитоми, которой так нужна помощь.

Лучшее, что он мог сейчас сделать, — просто молча уйти.

И он ушел.

Молча.

Даже не оглядываясь.

Впрочем, Лис был уверен — оглянись он, то увидел бы, как Хитоми Ода продолжает тренироваться. С синяком на щеке, с распухающей губой — уклонение, захват, удар.

Уклонение, захват, удар.

Безмолвный механизм, щедро осыпаемый пригоршнями ветра беспечной осенью в желто-красных одеждах.

Осени нет дела до глупых людей.

Хельг остро ощутил свою беспомощность — детское, почти позабытое чувство, которое на самом деле не забыть никогда, как ни старайся. Когда взрослые выглядят богами, повелевающими с небес, когда старшие ребята командуют лишь потому, что они старше, когда ты всего лишь ребенок и ничего не можешь сделать с этим «всего лишь ребенок», и твоей судьбой распоряжаются другие, а ты…

Ты ничего не можешь сделать.

Вот как сейчас.

Холод пробирал Лиса от головы до ног, но гулена осень не имела никакого отношения к охватившему парня ознобу.

Альдис Суртсдоттир

Альдис Суртсдоттир

Зима неумолимо приближалась. Ранние сумерки, туманы, устойчивые северные ветра. Вроде и не морозно на улице. Когда бегаешь утром или прыгаешь с топором, отрабатывая приемы, так вообще жарко. А вот полежать на солнышке, лениво почитать учебник уже не получится. Продрогнешь — и теплая шерстяная куртка не спасет.

Спасал зал для самостоятельных занятий на втором этаже корпуса первокурсников. Здесь, как и в библиотеке, стояли столы, но не было строгих наставников и правил насчет тишины. Хочешь — учись, хочешь — хихикай и дурачься. Да хоть по столам прыгай.