Я уже позабыл, как часто происходит нечто подобное в дворцовой жизни. Невидимые маски. При Дворе Лун на Джадде сановникам, по крайней мере, хватает порядочности носить настоящие маски.

Опомнившись, я быстро поправился:

– Адриан Гибсон. Рад познакомиться, ваша милость.

– Дориан, пожалуйста. – Его ироничная улыбка стала еще более открытой и искренней. – А это моя сестра…

– Анаис, – сказала она, опередив брата.

Я повернул голову и увидел, как ее глаза – ограненные звездным светом изумруды – выискивают что-то в очертаниях моего лица. Что она там хотела найти? Я ответил девушке – ей не могло быть больше девятнадцати – отстраненной улыбкой.

– Добро пожаловать в Боросево, мессир Адриан, – сказала она.

На месте ее лица замелькали быстро сменяющиеся образы: терзаемая кашлем Кэт в канализационной трубе, нож между лопатками управляющей магазином, жестокий смех парней в ночи, колизей и мои друзья, оставшиеся там. Друзья, которых я бросил. Вот уж действительно, добро пожаловать в Боросево.

«Ах, ваша милость, я знаю Боросево с такой стороны, с какой вы никогда не узнаете».

Надеясь, что ни одна из этих мыслей не пробралась сквозь маску моего лица, я поклонился:

– Вы так добры, что я… – Замолчав, я оглянулся на безликого гоплита, стоявшего возле открытой двери. – Чему я обязан честью видеть вас?

Лорд Дориан уселся в кресло, которое я только что освободил, но разговор продолжила его сестра, все еще изучавшая мое лицо:

– Конечно же, мы хотели познакомиться с вами. Отец рассказывал, что вы много путешествовали, что вы говорите на джаддианском, лотрианском и…

– Вы в самом деле были гладиатором? – спросил Дориан, когда сестра пристроилась на подлокотнике его кресла. – Настоящим?

Я опустил глаза, почему-то не находя в себе сил посмотреть девушке в лицо.

Слишком долго я был лишен общения с людьми своего круга, и при одном лишь взгляде на нее что-то во мне надломилось. Ее лицо, как и вся она, было произведением искусства. И это вовсе не комплимент, а чистая правда. Она не могла не быть совершенной. Никогда не считал себя особенно красивым, с моими жесткими, словно выструганными ножом чертами, но Валка однажды сказала, что я из тех людей, чьи лица вырезаны из мрамора. И, вспоминая статуи в нашем некрополе, не могу сказать, что не согласен с ней. Но поставить меня рядом с Анаис Матаро – это все равно что сравнивать мои карандашные наброски с настоящими картинами.

Анаис Матаро. Сверкающая, как бронзовая статуя, смуглая, как летний вечер. Олицетворение самой иконы Красоты. И холодная, расчетливая авантюристка. Не ведая тогда обо всем этом, я улыбнулся и надел ту маску, которую граф приказал мне носить.