Она долго смотрела на меня, обдумывая ответ и почти машинально поглаживая свисающий образец искусства умандхов. Я чувствовал ее близость, ощущал запах ее и моего собственного пота, а также слабый аромат ее волос, пробивающийся сквозь дыхание моря и вонь гниющей рыбы.
Должно быть, Валка пришла к какому-то решению и заговорила:
– Умандхи не…
– Адриан! – Анаис заглянула под покосившийся навес над нами.
Я отскочил от доктора и превратил это движение в горделивый поклон, прижав руку к груди так крепко, что влажная ткань прилипла к коже.
Девушка-палатин увидела Валку и поджала губы.
– Ваша милость! – произнесла Валка.
– Ах, доктор Ондерра, я думала, вы занимаетесь ксеносами. Разве вы не собирались сделать им прививки или что-то в этом роде?
Зубы Валки сверкнули в усмешке, как осколки стекла, однако тавросианка поклонилась, как и я:
– Я другой доктор, ваша милость.
Когда она распрямила спину, позади сестры появился Дориан и заговорил баритоном, приближавшимся к отцовскому басу:
– Ага, здесь у вас уютное гнездышко!
Его слова прозвучали неискренне. Оба они казались здесь ужасно чужими в своих костюмах из водоотталкивающего шелка с яркой расцветкой и богатой вышивкой – гупелянд[21] Дориана в особенности поразил меня как роскошью, так и неуместностью в этой лачуге.
Ко мне непрошено вернулась давняя мысль о том, что мы, палатины, не были даже настоящими людьми. Голос хихикающего Салтуса снова зазвучал в моих ушах: «Мы оба родились в инкубаторе». Я нахмурился. Нечеловек. Так называли гомункулов и экстрасоларианцев, чьи тела были осквернены машинами. Но только не имперских палатинов. Неожиданно я почувствовал тошноту.
– Ага, привет, мессир Гибсон и доктор Ондерра, – сказал Дориан, приобняв сестру за плечо, и словно бы только теперь заметил нас: – А я-то терялся в догадках, куда вы пропали!
Через мгновение появился вилик Энгин:
– Во имя Земли, что вы здесь делаете? Выходите! Выходите! Там нельзя находиться.
Он вытянул руку, явно собираясь кого-то схватить, но вовремя остановил себя, вспомнив, с кем говорит:
– Эти хижины очень ненадежны! Быстрей, милорд и миледи, быстрей!
Анаис молча обожгла взглядом доктора, словно воровку, пойманную на полпути к ее кошельку, и вцепилась в меня, вырвав из секундной задумчивости: