Она вздрогнула и повернулась ко мне:

– Что, простите?

– Что там? Куда вы смотрите? – спросил я, подходя к отверстию, чтобы взглянуть на Энгина и остальных.

Детеныши умандхов разошлись и теперь плескались на мелководье с пронзительным, завывающим гудением. Возможно, это был смех?

– Видите коричневые полоски вот на этом? – Она показала на старого умандха, на туловище которого были заметны темно-коричневые рубцы с тонкими линиями, завивающимися в случайном порядке, как трещины на яичной скорлупе. – Энгин истязает их.

Внутри у меня что-то сжалось, и я оглянулся. Но через мгновение решил, что веду себя как дурак. Мне доводилось встречать искалеченных людей на ступенях святилища Капеллы. Homo hominis lupus[19]. Почему это должно беспокоить меня сильней? Я заставил себя присмотреться.

– Он стегал их плетью?

Валка продолжала говорить, чистые ноты ее голоса пробивались сквозь густой туман в моей голове:

– …Думала, что заставила их это прекратить. Meonvari tebon kahnchob ne kar akrak. Нет, он не стегал их плетью. Он их связывал и долбил!

Я вздрогнул:

– Как?

Она провела ладонью по глазам и отвернулась от пляжа:

– Вы, anaryoch, одержимы болью.

За ее спиной Дориан Матаро, весело смеясь, поднял в воздух одного из детенышей умандхов. Что при этом чувствовало существо, сказать было затруднительно.

– Долбил? – повторил я, совершенно забыв про заданный раньше вопрос.

Вилик Энгин – тоже со смехом – принял из рук Дориана маленького ксенобита и с неожиданной бережностью опустил его в воду.

Валка изобразила, будто бы забивает гвоздь кулаком, и оттолкнула меня в полумрак под полом, превратившимся в крышу.

– Это все ваша проклятая Капелла!

– Капелла?

– Она оправдывает насилие. Посмотрите на себя, – она махнула рукой в мою сторону, – гладиатор.