На следующей голограмме был Гигант – ростом приблизительно в тридцать футов. Его серая кожа напоминала сырую глину, а лицо казалось одной черной ямой. Понятия не имею, как он мог видеть с этим зияющим отверстием вместо лица. Голограмма ожила, и огромное создание неуклюже зашагало в лес, быстро превратившись в карлика рядом с древовидными грибами. Голограммы начали быстро сменять друг друга, показывая картины путешествия Валки. На одном изображении был крупный план башни. Построенная из таких же черных камней, как мой дом, она казалась частицей ночи, настолько темной, что я не мог разглядеть подробности. Что-то в ней встревожило меня, но на языке уже вертелся другой вопрос, и я вернулся к прежней теме:

– При всей моей любви к Тору Филемону не уверен, что его теория все объясняет. Если Калагах действительно такой древний, как вы говорите, здесь что-то… что-то не так…

Я собирался порассуждать об умандхах, но неожиданно понял очевидный факт. Когда я снова заговорил, тихим и безжизненным, исполненным страха голосом, в моих словах прозвучала только сама суть:

– Умандхи не могли построить Калагах, так ведь?

Выражение лица Валки было совершенно непроницаемым. Я не обольщался надеждой, что мои слова удивили ее, но эта женщина всегда оставалась для меня загадкой. Они сидела с отсутствующим видом, словно поглощенная шумом в дальней комнате. Наконец она покачала головой и потянулась к бутылке буйо:

– Я так не считаю.

– Вы так не считаете? – с нажимом повторил я.

– Нет, – сказала она уже тверже, – умандхи прошли всего лишь полмиллиона лет от истоков эволюции.

Смутная тревога, возникшая при виде Шагающих башен, все еще охватывала меня, словно плащ, зацепившийся за острый выступ. Я выпрямился и заявил:

– Они одинаковые!

– Кто? – Теперь Валка уже выглядела удивленной.

– Башни, Калагах… готов поклясться, что и храм Атхтен-Вар на Иудекке. Считается, что он тоже построен из черного камня. – Я указал на Валку пальцем. – Вы были в Атхтен-Варе! Вы изучаете не умандхов и кавараадов. Вы изучаете…

Я замолчал, глядя сквозь изображение Шагающей башни Садальсууда, дерзко возвышающейся в лучах двойного солнца. На мгновение забыв о том, что говорю ересь, я выдохнул:

– Это все одна и та же культура, правильно? Одна раса.

Я словно бы погрузился в фугу, в своего рода религиозный экстаз. Говорят, наши предки, поднимая глаза к небу от лона Земли, спрашивали, одиноки ли мы во Вселенной. Мы не были одиноки. Но это. Это…

Мы не были первыми.

Краеугольный камень религии Капеллы был – и остался – ложью. Я почувствовал, как весь мир вокруг меня сжался. Я сделался мельче атома, раздавленный весом времени и пространства, и все человечество сжалось вместе со мной. Все его гордые короли с императорами, великие воины, поэты и художники, фермеры и корабельщики, все его великие свершения и не менее огромные злодеяния. Все они исчезали в свете только что сделанного вывода. И он был подтвержден, переведен для меня в непреложный закон природы всего одним освящающим словом Валки: