- Гроачи народ скрытный, - сказал Ретиф, - но, может, нам все же удастся хоть что-то увидеть.

- Не увебен, росс, - хам у них еще пуча отраны, все с кушками. Они и слизко никому дунуться не бают.

Вглядываясь в глянцевые от дождя улицы, осененные похожими на сельдерей деревами, Чонки мурлыкал себе под нос веселый мотивчик, звучавший сначала так, словно его наигрывали на гребенке, затем - на арфе с резиновыми струнами, а под конец,

- напоминая накачанную до отказа волынку.

- Непорно чулудается, а? - сказал он, не дождавшись похвалы. - Тоследний пакт суток чмазал, гам полаталось трупам забеть, да у пня малец соскользнул.

- Впечатляет, - сказал Ретиф. - А как у тебя с деревянными духовыми?

- Сак тебе, - сказал Чонки. - С лунными стручше. Скрот вослушай, - пипка.

Он вытянул руку в сторону, расположил вдоль нее четыре волоконца и проехался по ним наспех сооруженным из другой конечности смычком, издав визгливую трель.

- Дичего, на? Мелодий я погра не икаю, но упрочняюсь, как жерт, так что и городии не за мелами.

- Гроачианские поклонники носоглоточной музыки будут валить на твои концерты толпами, - предсказал Ретиф. - Кстати, Чонки, давно уже гроачи строят свою спортплощадку?

- Пайте додумать: Тачали они ной осенью, вы, земляки, зак рак фунбамент детонировали...

- Так им уже и закончить пора, правильно?

- Па дам стервой медали него чело изменилось. И вошь сметно: как зуда те найдешь, - ни единорога бочего нет, рана ох одна.

Чонки свернул за угол и остановил машину у смутно рисующегося в вечернем сумраке забора высотой в десять футов, сооруженного из плотно пригнанных пластиковых панелей.

- Дзот мы и весь, - сказал он. - Я те топорил, ни жига у них фуг не воймешь.

- Давай-ка все же осмотримся.

- Ядное тело, солько удо все хаки тержите востро, эти мертовы недочурки емеют подчехиваться одрань тико.

Оставив машину в густой тени, создаваемой раскидистой кроной гигантского папоротника, Ретиф с хлябианином пошли по панели, разглядывая сплошную стену, окружавшую целый квартал. На углу Ретиф остановился, огляделся. Уличные фонари еле тлели в тумане над безлюдными тротуарами.

- Если увидишь, что кто-то идет, сыграй пару нот на виолончели, - приказал Чонки Ретиф.

Он извлек из внутреннего кармана тонкий инструмент, вогнал его между двумя панелями и повернул. Пластик крякнул, подался, образовалась узкая щель, сквозь которую можно было разглядеть прожектора на столбах, заливавшие желтым светом узкую полоску расквашенной ногами грязи, обильно усеянной плашками два на четыре и ломанными кусками фанеры, и бахрому чахлой травки, подступающей к вертикальному эскарпу из мышастого цвета рогож. Гигантский брезент, удерживаемый целой сетью веревок, полностью скрывал расположенное под ним тяжеловесное здание.