В Интелгарде им читали курс выживания, но через полчаса Ревна решила, что они неправильно обустроили убежище. Ее зубы словно примерзли к губам. Она попыталась согреть руки искрами, но они покрылись сухой коркой, пульсировали болью, и от дальнейших попыток, в конце концов, пришлось отказаться. Может, оно и к лучшему, у нее не было желания подпалить одеяло и случайно сжечь дотла Линне. Кто тогда поведает Союзу их историю?

Боль в мышцах перекинулась на кости. Ревна накрыла нос кончиком одеяла и надела на глаза очки, вновь разодрав ранки от порезов. С каждым вздохом ей казалось, что холод сжимает в кулак свою ледяную руку и лупит ею в грудь девушки. Рядом с ней застыло тело Линне – оно находилось в столь полной неподвижности, что Ревна почти не сомневалась: штурман замерзла.

– В таком холоде невозможно спать, – наконец сказала она.

Ревна думала, что Линне проигнорирует ее слова, но та ответила:

– Это точно.

– Если уж нам суждено здесь умереть, может, расскажешь мне, почему ты так хотела отстранить меня от полетов?

– Мы не умрем, – пахнуло ей в ухо теплым дыханием Линне.

– И все равно, я хочу знать. И выслушаю тебя, что бы ты ни сказала.

Ей хорошо был известен подробный перечень причин, по которым она не годилась для того или другого дела – работать на заводе, учиться в школе, летать на аэроплане. Любить.

Линне пошевелилась, зашуршав одеялом.

– За что твоего отца приговорили к пожизненному заключению в Колшеке?

Ну конечно. Таннов ей все рассказал. То, что Линне об этом знала, ее ничуть не удивило. Удивило, что ей стало больно. Отец. Ее бедный отец.

– Он ковал на заводе живой металл. А после несчастного случая со мной сделал мне из обрезков протезы.

– Воровать на заводе сырье – это предательство, – убежденно заявила Линне, – идет война.

– Тогда войны еще не было.

Слова прозвучали резко, в них не было даже намека на прощение.

Отец ради нее пожертвовал всем. Линне, скорее всего, этого не понять.

– Тот металл никому не был нужен. Но скаровцы все равно пришли за отцом, когда началась война.

– И у тебя не отобрали ноги?

– Официально его осудили за инакомыслие. Оставить мне протезы их убедил папин бригадир.