«Моей дочери столько же, сколько тебе», – сказал он в тот день, когда она узнала об аресте папы.

Линне почесалась и потянула на себя одеяло.

– А твой отец действительно был диссидентом?

– Нет, конечно же.

Он понадобился им только потому, что умел обращаться с живым металлом. На северном побережье его было очень много, и это превращало Колшек в поистине идеальную тюрьму. Круглый год вдоль берега плавали льдины, и никто не смог бы добраться вплавь до другого берега. А живой металл мог показать характер. Узор проявлял себя в нем не одну тысячу лет, а потом люди взялись насильно изымать его из естественной среды. В прошлом целые шахты рушились только потому, что на них работали люди, не способные поддерживать в нем спокойствие.

Отца, вполне вероятно, уже не было в живых. В Таммине она научилась гнать от себя эти мысли, однако здесь, в тайге, в двух шагах от смерти, они приносили ей некоторое утешение. Может, он теперь ждет ее по ту сторону жизни? Ревна представляла, как мама, папа и Лайфа уводят ее туда, где нет такого лютого холода, где у нее больше не болят отрезанные ноги.

– Когда вернешься домой, расскажи всем, что я погибла при крушении аэроплана. Я хочу, чтобы за моей семьей сохранился статус Защитников.

Если они, конечно, еще живы.

– Скажешь такое еще раз – пеняй на себя, – ответила Линне.

– Прошу тебя.

Линне сделала вид, что спит.

19 Мы приветствуем успехи командора Зимы

19

Мы приветствуем успехи командора Зимы

Она не могла дышать. Ее со всех сторон кусал холод, ампутированные ноги болели и зудели. Руки опухли. Ее прострелила паника. Не в состоянии ни двинуться с места, ни сделать вдох, она с трудом разлепила глаза. Над ней маячил силуэт.

– Не ори, – сказала Линне и убрала с ее рта ладонь.

Затем взяла протезы и протянула их Ревне.

– Надо идти, – прошептала она.

Прилагая невероятные усилия, Ревна села, тихо ахая каждый раз, когда в ладони и ноги вонзались маленькие кинжальчики боли. Затекшие мышцы не слушались.

– Что происходит?