— Вы не можете так поступить, — священник умолял, — я же сказал, я видел вас на развалинах. Вы не успели, и…

— И что? Все погибли? — кардинал отмахнулся. — Даже если я тотчас поскачу туда и прибуду через пять дней, то смогу ли спасти хоть кого, учитывая, что предсказание запущено не тобой?

— Надо попробовать! Может, ваш провидец неверно истолковал, или видел не все, или видел не грядущее, а происходящее! Такое бывает. Отбросьте сомнения, в ваших силах поднять этого человека, — Волдорт ткнул пальцем в сторону раненого, — за какие-то часы! Я собрал его из кусков, и вместе мы уже вернули его с того света, так завершите начатое: дайте ему еще раз Ласковую Заботу и поспешите на помощь. Вы же пастырь, люди верят вам и идут за вами. Вы для них проводник к Деве Небесной, глас Прощающего Грехи. Невозможно, чтобы слуга Живущих Выше оставил в беде невинных! Прошу вас. Ведь вы знали о том, что будет нападение на Глоть, но приняли решение ехать через пять дней еще до того, как вошли сюда! Это может означать, что вы не видели столь большой угрозы для города, иначе даже вы не могли бы оставить в беде всех тех людей!

— Не забывайся, брат! — рявкнул кардинал.

— Есть вероятность, что, отправься вы, как задумали, так и произойдет. Но если послушаете меня, то прибудете на пять дней раньше и сможете помочь несчастным! Пошлите хотя бы гонца, — закончил упавшим голосом Волдорт и с надеждой посмотрел на пресвитера.

Тот снова подошел к раненому и потеребил кончик носа, словно это помогало ему принять решение. Призрак мирно спал: его не разбудили даже громкие возгласы.

— Брат мой, ты же знаешь: предначертанное изменить нельзя. Таков закон Нейтрали, — спокойно сказал кардинал. — Предсказание запустил не ты.

Дверь в комнату отворилась, скрипнув петлями, и вошли двое солдат.

— Проводите отца Волдорта на кухню, пусть его хорошо накормят, — приказал, не оборачиваясь, кардинал. — А ты, брат, отдохни, отоспись. Я тут сам сегодня разберусь. Утро вечера мудренее.

Один из стражников вывел Волдорта, второй, словно повинуясь неслышному приказу, остался, и Грюон продолжил говорить:

— Глаз с него не спускать. Он ест — ты смотришь, спит — стоишь у изголовья, идет в уборную — помогаешь. Но не тиранить и вольностей не допускать. Это не заключенный, хоть и пленник. Все ясно?

Солдат склонил голову в поклоне, затем послышался тройной стук древка пики о каменный пол, и он вышел.

Кардинал тяжело выдохнул. Силы его, уже изрядно подточенные яркими событиями сегодняшнего дня, таяли, а предстояло сделать еще многое. Он взял крепкий табурет, подставил к постели и присел на него. Снова тяжелый вздох.