Бельчонок, уже не скрываясь, вышел к берегу, и было видно, как тяжело ему дается каждый шаг. Он опирался на свой посох и волочил правую ногу, на которой клочьями висела разорванная штанина. В мелькающих прорехах виднелась запекшаяся кровь. Он еще раз помахал посохом. И вот ходящий, затем Хигло с Амарис и Арлазар по очереди вышли на берег. Эдали и элуран уже мысленно готовились неделю отмываться от тухлой грязи, и каково же было их удивление, когда та самая незримая преграда, что отталкивала у самого берега слизней, таким же невидимым языком слизала с их одежд остатки гнилых вод. Ходящий, видно, знал и об этой особенности, потому что, даже не взглянув на свой возможный внешний вид после получасового вышагивания по самой липкой трясине, виденной до этого Арлазаром, направился к встречающему их жрецу. По дороге Кйорта еще раз вырвало, а аарк, раскрыв поры, излился черной жижей.

— Рад видеть тебя, брат Арлазар, — хрипло прогудел Бельчонок низким глухим голосом. — Рад видеть и тебя, Амарис.

Он поклонился, как смог, и едва не упал. Арлазар и Амарис вместе подскочили и взяли его под руки, помогли присесть на яркую зеленую, в белых маленьких цветочках кочку.

— Я так понимаю, это ходящий?

Кйорт деланно выдохнул и неожиданно зло шикнул:

— А есть кто-то в этом Мире, кто не караулит меня с оглоблей в руках и дюжиной лживых объяснений, почему он замахнулся?

— Да, это ходящий, — ответил Арлазар.

— Хорошо. Эртаи уже ждет. Он знает, что вы близко.

— Вот уже веселее, — Кйорт подошел еще ближе. — Может, хоть ваш товарищ скажет мне, кто такой этот Эртаи? А то я начинаю теряться в догадках.

— Что тут произошло? — Арлазар с волнением смотрел на Бельчонка. — Где остальные?

— Остальные? — ходящий недобро расхохотался. — Вас тут что — целая деревня?

— Помолчи! — неожиданно рявкнул Арлазар.

Ходящий с любопытством посмотрел на эдали, словно требуя продолжать, и тот продолжил.

— Да. Когда я перевел их через Аргоссы, их оставалось сто тридцать душ: раненые, старики, дети, женщины. Больше им некуда было идти. Там, — Арлазар махнул рукой за спину, — их ждали костры, выхода не было. Часть осталась там, в Мертвом ущелье. Никому не пожелаю испытать всю ту боль, когда своими руками сбрасываешь в пропасть замерзшее тельце ребенка. А я таких оставил девятнадцать. А еще раненые, старики, женщины. Всего на сорок четыре тела стало больше в Могильнике. Но оставшиеся смогли найти тут дом. Да, это Пустоши, да, тут никогда не знаешь, что будет на другой день. Может, пойдет снег, а может, на месте лагеря разверзнется пропасть и зальет всю округу лавой. Но это был их дом!