Но кардинал был терпелив, как бывает терпелив лишь тот, кто добился настоящей победы. Он поднял руку, отпуская кардараха. Птица взлетела и через мгновение исчезла в вышине среди облаков. Грюон нежно и предупредительно помог Волдорту встать, подал платок, чтобы тот вытер лицо.

— Мне жаль, брат мой. Но вместе мы можем это изменить, — тихий и ласковый голос пресвитера был полон сострадания. — Ветвь еще не запущена. Я уверен в этом.

— Я помогу вам, — бесцветно ответил Волдорт и, шатаясь, пошел к своей грязной постели, отмахнувшись от учтиво подставленной руки помощи.

34-2.

34.

Южное солнце, скрывая под видимой лаской свой суровый и беспощадный нрав, мило улыбалось с безоблачного неба, смотря на трех путников и коня. Они уже который день брели по степи, то прячась в редких лиственных лесах от его взгляда, то снова появляясь на бескрайних сухих полях. Тогда оно с радостью снова принималось за свое: с милой улыбкой заставляло их страдать. В бескрайне высоком и светлом небе желтый глаз солнца с неестественно ярким гало смотрелся чужеродно. Но не это тревожило путников: за все эти дни они не встретили ни зверя, ни человека. Лишь редкие птицы стремительно проносились в вышине, наблюдая за всем с высоты своего полета. Арлазар несколько раз пробовал дотянуться до них и взглянуть на окрестности ее глазами, но все зря. Даже засеки на границе Эола были пусты. Вскоре проводник вывел отряд к небольшой деревушке, которая находилась на берегу полноводной Гукайно. Но неестественная тишина пугала. Не скрипели колодезные журавли, не перебрехивались псы, не шипели друг на друга уличные коты, не разносился веселый смех шалящих детишек — мертвая, гнетущая тишина. Лишь яростно колотился флюгер на шесте у одной из хат. Милая, ухоженная деревушка с чистыми дорожками между хат, с огороженными выгребными ямами и блестящей свежей глиняной черепицей должна была гудеть, как рабочий улей, полыхать звуками жизни, но она была пуста.

Отряд остановился на окраине. Амарис глубоко вдохнула. Ее ноздри расширились, глаза изменили форму, а уши вытянулись вверх и в стороны. Она стала лицом похожа на странную смесь тигра и человека. Глубоко вдохнула, зашевелила ушами.

— Кайк тихай, — прошипела она, коверкая слова.

Видно, изменению подвергся и голосовой аппарат.

— Нйчего нейд. И вейтр южый, но я чуйю лишь запайх свежго сейна, рыпы, навойз, смойлы, немнокхо сыроко дерейва, вот тйна и могрое белйо, тйам дальше у рейги, кде прйстань и немнокхо плейсени.

— Псиной пахнет, — вдруг сказал Кйорт и достал аарк.