Кин дотронулся пальцами до лба, встретив трех сятеев – собратьев по Гильдии – в коридоре. Он отступил к стене, чтобы пропустить приземистую машину-служителя, которая катилась за ними. Служитель остановился, чтобы идентифицировать его, мигнул единственным пылающим красным глазом и выпустил две тонкие механические клешни, вибрирующих, как антенны. Он напоминал толстяка без лица, с паучьими лапами вместо рук, был отлит из металла и установлен на опоре из двух широких резиновых гусениц. Иногда Кину снились эти служители в кошмарах. Их будто бы выводили в огромном изнуряющем душном питомнике в недрах здания капитула. Не делали, а выращивали.

Служитель, пощелкав, идентифицировал его и покатился следом за собратьями.

Дым в воздухе, горение угля и чи, припой и искры. Мастерские капитула состояли из огромных коконов, последовательно соединенных каменными пуповинами и светящимися стальными диафрагмами, которые сжимались и расширялись, когда по ним кто-нибудь проходил. Здесь располагались пространства для разнообразных испытаний Секты боеприпасов, лабиринты Лже-особей, бесконечные коридоры ткачей «кожи». Десятки разных видов мастеров-политехников и тысячи машин всегда находились в движении. Здесь не было ни дневного света, ни окон, которые позволили бы внешнему миру заглянуть в эти мрачные катакомбы. Только постоянный гул галогенных ламп, яркими пятна выделявшихся в липком дымно-желтом сумраке.

Он вышел в главный хаб – святая святых производства кожи из кожи. Техники иночи[16] принимали новую партию гайдзинов – единственный живой скот, оставшийся во всей Шиме теперь, когда огромные бойни стояли пустыми. Техники отделили несколько крупных мужчин устрашающего вида для боев на арене – их ожидала короткая, жестокая жизнь, которую они проведут, убивая своих собратьев под оглушительные одобряющие возгласы толпы. Сильных и здоровых затолкали в автофургоны, которые отправятся на рынок, а оттуда – на одно из бесконечных полей с удушающей пыльцой. Остальных сковали цепями и повели к бункерам для производства иночи – они станут топливом для машин.

Кин смотрел на их лица. Старые и молодые. Женские и детские. Растерянность. Шок. Отрешенные взгляды метались по этой адской яме, набитой металлическими инсектоидами и вонью горящих цветов. Он часто задавался вопросом, что сделали бы люди, живущие за этими стенами, если бы узнали, что славная война против варварских полчищ ведется не ради чести и славы, а потому что на островах Шима уже выловили и убили почти всех теплокровных существ. Выловили, убили и обработали в чанах иночи, а затем превратили в удобрение для полей, где растут и колышутся под ветром алые цветы, качающие кровь в сердце сёгуната. Стали бы жители Шимы так небрежно потягивать чай или курить трубки, если бы узнали, что цветок, питающий жизнь империи, не случайно называют кровавым лотосом?