– Ваш мир выдуман, друг мой Навах, – продолжил Чудесник. – Это чудесный сон, который может присниться сытому ребенку, когда его укачивают руки матери. Вы понимаете?

– Я оценил вашу метафору, друг мой Чудесник, – кивнул Навах. – Ведь живорезы никогда не были детьми и их уж точно не могли укачивать руки несуществующих матерей. Да и чувство сытости вряд ли им доступно.

– Вы исключительно приятный собеседник, друг мой Навах. Я почти жалею, что вы не живорез, хотя понимаю – окажись вы им, то неминуемо утратили значительную долю вашего дарования, – это походило на лесть, но именно что походило. Примерно так же, как Чудесник походил на копхунда.

– Возможно и так, друг мой Чудесник, – продолжил Навах. – Возможно вы правы, и мой мир всего лишь выдуман. Но ваш мир – ВЫМУЧЕН, дорогой мой Чудесник. Поверьте, он не столько страшен и жесток, сколько невыразимо скучен в своем страхе и жестокости. И те, кто пытаются его сохранить, и те, кто пытаются его переделать на новый лад, на самом деле – унылые бесталанности, которым не хватает ни дара, ни желания жить по-настоящему. Если уж убивать, то с яростью, если уж сопротивляться, то до самого конца.

Хотя общее содержание речи Наваха Свордену не понравилось, но последняя фраза произвела на него впечатление. Он даже крепче вцепился в автомат, словно ожидая приказа убивать всех подряд живорезов с яростью и до конца сопротивляться их натиску. Впрочем, ни Чудесник, ни Навах не обращали на Свордена пока никакого внимания. Кехертфлакш, что он тут вообще делает?!

– И вы хотите его переделать, друг мой Навах? Каким образом? Простите меня, друг мой Навах, – с сожалением сказал Чудесник, – но разве подобное в ваших силах? Разве вы не бледная тень того, кем были раньше?

– Вы меня не поняли, друг мой Чудесник, – ответил Навах. – Расскажу вам одну историю. Однажды, в том мире, меня вызвали в некий дом, который пользовался, скажем так, дурной репутацией. Обычно туда приглашали тех, кто по каким-то причинам совершил некие проступки. Люди, живущие в том доме, могли наказывать про-ступников, хотя чаще всего они просто беседовали с приглашенным. Понимаете, друг мой Чудесник? Всего лишь приглашали и беседовали. Учитывая их дурную репутацию, таких бесед вполне доставало. Беседа сама по себе становилась наказанием. Когда я шел туда, где мне был назначен разговор, я увидел страшную вещь. Около емкости для документов стоял человек. Мне показалось, что он хочет достать оттуда нужное ему вместилище, но человек вдруг нагнулся и лизнул емкость языком. Затем еще раз и еще. Пока я шел, он наклонялся и вылизывал, наклонялся и вылизывал. Поверьте мне, друг мой Чудесник, – это было жутко.