– Сейчас я подключу последний электрод, и мы начнем, – говорит Шестой. – К сожалению, не могу сказать, что случится потом. Тебе предстоит пережить уникальный опыт, и исход дела полностью зависит от… словом, от факторов, от меня не зависящих. Но во время процесса я постараюсь обеспечить тебе максимальный комфорт.
Пациент К. опять медленно моргает, в его глазах нет ни капли понимания – с таким же успехом Шестой мог бы рассказывать ему алфавит или цитировать стихи доктора Сьюза[20]. И все равно как врач Шестой выполнил свой долг, а теперь пора двигаться дальше. Он осторожно берет последний электрод и втыкает его через вытянутое щупальце Ксэл в продолговатый мозг пациента К. Лежащий на столе человек даже не вздрагивает. Шестой поворачивается к рабочему столу, берет планшет и проводит пальцем по экрану; рядом начинает тихо гудеть аппарат ЭЭГ, и тело Ксэл содрогается. Щупальце дергается. Пациент К. снова моргает.
Потом его рот распахивается, судорожно хватает воздух. Отростки щупальца, соединенного с основанием черепа пациента, вытягиваются, инстинктивно начинают взаимодействовать с его нервной системой. Шестой опять наклоняется и довольно кивает.
Зрачки пациента сужаются, становятся длинными и узкими, как у козы.
Рот пациента К. открывается. На миг его лицо словно плавится, кожа обвисает, глаза и нос разъезжаются в разные стороны. Когда они снова возвращаются на место, изменение едва видимое, но ошибки быть не может: лицо пациента К. изменилось, его черты исказились, копируя лицо инопланетянки, нервная система которой пытается переделать под себя его мозг.
Выражение безразличия исчезает с его лица.
– Нет, – шепчет человек низким, утробным голосом, не принадлежащим ему. Когда он моргает, верхнее веко опускается только до половины глаза и замирает, узкий, вытянутый зрачок судорожно сокращается.
– Нет, – повторяет он.
– Да, – говорит Шестой, широко улыбаясь. – О да. Давай начнем. У нас мало времени.
* * *
Солнце поднимается, знаменуя начало нового дня, беседа тянется уже долго, как вдруг у Шестого звонит телефон. Он трясет головой, недовольный тем, что приходится прерываться, потом вздрагивает, поняв, как много времени прошло – Оливия уже несколько часов ждет новостей, хочет знать, сумел ли он выведать секреты этого существа. Знала бы она, думает Шестой. Допрос был только вершиной айсберга, и разговор шел начистоту. Даже когда синапсы Ксэл в конце концов оказались чрезмерно перегружены и перегрелись, погрузив ее в беспамятство прямо в середине разговора, а заодно создали обуглившуюся черную паутину в мозгу пациента К., информации, которую Шестой успел получить, больше чем достаточно. Нужно лишь научиться понимать реанимированный мозг, его силу и его возможности. Он способен аккумулировать данные – воспоминания, но творчество ему уже недоступно. Мертвых порой трудно понять, но они не лгут – просто не могут. Шестому оставалось лишь расшифровывать информацию, скрытую в несвязном бормотании Ксэл, пока ее голос исходил изо рта пациента К.; доктор стремился узнать местонахождение корабля, на котором Ксэл прибыла на Землю.