— Ни капли.

— Тогда, именем Иисуса, мы казним тебя без готовности.

— Ты можешь перестать вплетать бородатого в это дело?.. — Некрос скривилась и повела плечами.

— Несите огонь!

Демоница на секунду прикрыла глаза. Толпа невыносимо шумела, кто-то кидал какую-то гниль, пачкая платье Некрос, заляпывая сапоги. Кто-то особенно злобный прорвался через стражу, оцепившую эшафот, и кинул камень. Он попал, но реакции от приговоренной не последовало. Та продолжала смотреть на клинок, воткнутый перед ней в доски эшафота, и думать о своем. Пока простолюдина стягивали с помоста, Некрос сконцентрировалась на струйке крови, текущей из рассеченного камнем виска. Теплая капля спускалась все ниже, пересекая щеку совсем рядом с губами, опускаясь до подбородка.

Палач коснулся факелом сена. Оно вспыхнуло мгновенно, языки огня перебросились на ветки, лизнули бревна, глиняную чашу со святой водой, коснулись сапог Некрос, но так и не удостоились внимания жертвы. Демоница вновь пристально смотрела на двуручный меч с рукоятью из редкого красного дерева. И хоть оценить драгоценность по достоинству могла лишь сама Некрос, у толпы оружие тоже вызывало некоторый интерес. Правда, в ином направлении. То и дело раздавались предложения сжечь меч вместе с демоном, а кто-то шептался и обсуждал возможность стащить клинок, чтобы продать его где-нибудь. В мелком городке хватало преступников и идиотов, но это не беспокоило ни Некрос, ни Церковь.

Огонь объял тело демоницы. Волосы затрещали, плоть зашипела. Раздался крик. От эшафота понесся смрадный запах горящего мяса. Смутные очертания тела давали всем понять — жертва извивается среди волн жара, невыносимого и жестокого. Толпа отвлеклась от меча, заревела, вскинула руки, воззвала к Богу, в глазах читалось неискоренимое счастье зверей. И лишь когда из пламени выпала тяжелая роба священника, обгоревшая, сохранившая на себе остатки огня, но вместе с тем — по-прежнему напоминавшая некогда цельное одеяние, люди отстранились от своей радости, как здоровый отстраняется от прокаженного. Взгляды метнулись в сторону, туда, где стоял выносивший приговор мужчина. Теперь там никого не было. Толпа замолчала, глядя на очертания тела. Угловатые, сухие — даже несмотря на огонь, всем стало ясно, что тело не женское.

— Демон выбрался! Демон выбрался! — кричали все, но толку от этого не было. Потушить пламя было невозможно, и священник догорал, агонизируя и даря жадной пастве аромат своего тела. Это возбудило в людях страх. Он поднялся липкой и смрадной волной в каждом из них, а простолюдинская натура в очередной раз напомнила о собственной беспомощности.