Я чувствовал, что город близко. Буквально кожей ощущал: есть один человек рядом и сотни — впереди. Грифон во мне жаждал пищи, она была ему необходима для того, чтобы не умереть в этом теле среди снегов. Вдобавок, меня вновь посетила мошка. Вечный житель городов и…

Предвестник неизвестного.

Снежный туман понемногу рассеивался. Ворота города показались не сразу, медленно выползая из молочной слякоти. Ян присвистнул, увидев, что они распахнуты настежь.

— Ты смотри, Джо, они нас ждут.

— Смерть, — прошептал я, замечая тела.

Впереди их было много.

Кони въехали в открытые ворота уверенно, без сомнения и страха. Эти животные мне нравились: спокойные, терпеливые, выносливые.

Хищные.

Мы остановили карету. Одна из лошадей ткнулась носом в труп. Запустила клыки и с радостным ржанием отодрала замерзшую плоть, проглатывая ее, словно пес, крупными кусками.

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Мне оставьте.

Сползши, а на деле свалившись, с козел, я похромал к ближайшему мертвецу. Он сидел под стеной дома. Его лицо было обезображено, но не ранами, а неясной гримасой, словно мышцы поразил спазм. Глаза были открыты, широко распахнуты и в то же время будто бы пытались сощуриться.

Мне было неважно, кто это и что с ним случилось. Я коснулся холодной кожи, чувствуя, как сердце грифона буквально тянется к трупу. И на этот раз, очевидно, оно не станет ждать, пока я сам разделаюсь с трапезой. Тонкие нити, похожие на жилы, но в то же время — совсем другие, потянулись через открытые раны на моих руках. Их заостренные концы впились в безжизненного и проникли под его кожу, пустились по венам, добираясь до замерзшего сердца. Я с удовлетворением чувствовал, как они пожирают плоть; я видел несуществующими глазами каждую перемычку в теле мертвеца, каждое волокно, каждую косточку. Так, будто я сам находился в трупе. И я чувствовал вкус, но не языком, а сердцем.

И он восхитителен.

Жилы рвали внутренности покойника, заставляя его шевелиться, вздрагивать, будто он внезапно ожил. Но нет — тело утратило душу, утратило жизнь, став лишь очередной мясной декорацией на улицах города.

Сердце получало силы, залечивало себя, а потом — мою оболочку. Наша договоренность соблюдалась, наш симбиоз продолжался. Я невольно признал, что внутри меня уже не паразит, а то, без чего я не смогу существовать. Даже больше, сердце грифона — это я сам, а вся плоть вокруг него — всего лишь инструмент. Лишившись которого, я не смогу работать с удобством, но точно не утрачу возможность что-то делать.

Я — это сердце, но не руки.

И это чувство, эта мысль пробудила во мне отвращение к тому, что раньше считалось мною. Я почувствовал, что каждое движение пальцев — это импульс нити, импульс моего существа, а не тела. Я не управляю им, я управляю сердцем. Пронзил кукловодной нитью каждый кусочек бывшего «себя» и теперь лишь дергаю за концы.