– Ее власть растет, – негромко произнес Искупитель у него за спиной. – Власть над тобой, Сегда Травос.
– Не хотел бы я быть сейчас рядом с ней.
– Ты уверен?
Провидомин обернулся и поглядел на бога.
– Понимание самого себя иногда становится проклятием.
– Однако необходимым.
– Похоже, что да, – неохотно признал он.
– Ты все еще собираешься с ней сражаться, Сегда Травос?
– Думаю, да.
– Почему?
Провидомин оскалился.
– Только не нужно начинать опять, Искупитель. Враг никогда не задается вопросом относительно мотиваций – враг не пытается выгрызть у себя самого почву из-под ног. – Он ткнул пальцем за спину, в направлении женщины во впадине. – У нее нет никаких вопросов. Никаких сомнений. Зато есть сила. Власть.
– Это правда, – ответил Искупитель. – Все это – правда. Потому-то одержимым неуверенностью всегда приходится отступать. Перед уверенными в собственной праведности им не выстоять. Им приходится ускользать, прятаться, просачиваться сквозь вражеские порядки…
– Где несчастных всех до единого все равно переловят и заставят их умолкнуть – ты забыл, Искупитель, я ведь
Больше они не разговаривали. Провидомин снова глянул на женщину, на Верховную жрицу, которую когда-то звали Салинд. Сейчас она была лишь инструментом, оружием какой-то более могущественной воли, ее голода. Той же воли, как он теперь подозревал, что заставляет нации воевать, мужей – убивать собственных жен, а жен – мужей. Которая даже способна подчинить себе душу бога, раздавив ее.
Не так он представлял себе загробную жизнь.