– Он это доказал, храня Лунное Семя под морской поверхностью, – доказал всем, кроме себя самого.

– Я не скрываю от него, что в нем уверен, – сказал Рейк, – но он всякий раз… отдергивается. Такое чувство, будто я не в состоянии дотянуться до того, что у него внутри, чтобы придать этому новые силы.

– Это значит, что сломлен не он сам, но его вера.

Он поморщился, но ничего не сказал.

– Когда настанет время, – сказала она, – я буду рядом. И сделаю все что смогу. Хотя, – добавила она, – не уверена, что это так уж много.

– Тебе нет нужды сомневаться в пользе своего присутствия, Верховная жрица. Как ты верно заметила, речь идет о вере.

– И оснований для этих сомнений тоже нет. Благодарю вас.

Он снова отвел взгляд, но теперь на его лице вновь играла сухая улыбка.

– Ты мне всегда нравилась, – повторил он.

– Я – или мой стол, в который вы, похоже, влюбились?

Он встал, она тоже поднялась.

– Верховная жрица, – сказал он.

– Сын Тьмы, – ответила она и снова поклонилась.

Он вышел, оставив за собой внезапное ощущение пустоты, почти слышный хлопок, как если бы что-то исчезло – но нет, это произошло лишь у нее в сознании, намекая, что за памятью о его лице, глазах и обо всем, что она в них увидела, скрывалось сейчас что-то еще.

Мать Тьма, услышь меня. Внемли мне. Ты не поняла тогда своего сына. Ты и сейчас его не понимаешь.

Разве ты не видишь? Всему виной Драконус.

– Что-то здесь не так, – выдохнул Рекканто Илк, брызжа кровью изо рта при каждом слове. – Если дошло до воплей, бабы должны рваться из корчмы наружу, а не внутрь.