– А меня выгнали в отставку. И все же ничто не отменит, кем мы были.

– Тут ты не прав.

– Тогда послушай вот что. – Меч снова поднялся к горлу Крысмонаха. – Я еще могу вершить правосудие, и если понадобится, то прямо здесь и сейчас. Перережу глотку трусу.

– Не смей говорить мне о трусости! – отрезал Крысмонах. – Солдаты так не говорят! Ты нарушил первое правило!

– Если ты отказался быть солдатом – в душе, – то это трусость. Не нравится слово – не будь трусом.

Крысмонах смотрел Штырю в глаза, и ему не нравилось то, что он видел. Он обмяк.

– Тогда валяй, Штырь. У меня ничего не осталось. Я выдохся. Что делать, если солдат внутри умирает раньше тебя? Расскажи.

– Действовать, Крысмонах. Просто идем со мной. Делай, как я. Начнем, а об остальном подумаем позже.

Крысмонах понял, что Штырь все еще ждет. «Делай то, что правильно», – говорил нам Дассем. Боги, столько времени прошло, а он все еще помнит слова Первого Меча. «Этот закон выше приказа любого офицера. Даже выше, чем слова самого императора. На вас форма; но это не разрешение пугать всех подряд – только вражеского солдата, если он попадется на пути. Делайте то, что правильно, потому что броня, которую вы носите, не защищает плоть и кость. Она защищает честь. Она защищает доблесть. Защищает справедливость. Солдаты, слушайте меня хорошенько. Эта броня защищает человечность. И когда я смотрю на своих солдат, когда я вижу эту форму, я вижу сострадание и правду. Как только эти добродетели падут, то пусть помогут вам боги, потому что никакая броня вас уже не спасет».

– Хорошо, Штырь. Я с тобой.

Штырь коротко кивнул.

– Дассем гордился бы тобой. И не удивился бы, вовсе не удивился бы.

– Нужно остерегаться Градитхана – он нацелился на девственниц. Он хочет их крови, когда явится Умирающий бог.

– Да ну? Пусть этот Гредитхрен грызет Худову задницу. Он их не получит.

– Штырь, я только что думал…

– Думал что?

– Что ты трехногая собака. Я ошибался. Ты проклятая Гончая Тени – вот кто ты. Пошли. Я знаю, где все они прячутся от дождя.

Провидомин покрепче перехватил меч и взглянул на Искупителя. Бог не двигался. Он сидел на коленях, подавшись вперед, прикрыв лицо ладонями. Поза полного подчинения. Поражения и отчаяния. Никак не вдохновляет защищать его, сражаться за него; Провидомин ощутил, как тает его воля, когда повернулся к танцующей во впадине женщине.