Кровь текла из бесчисленных ран. Шлем был разбит – и тот же удар рассек скулу и оглушил его на одно ухо.
И все же он продолжал сражаться; все же он сдерживал Каллора.
Глаза Верховного короля были пусты. Древнего воина поглотила ярость берсеркера. Он казался неутомимым автоматом. Спинноку Дюраву не удавалось найти ни одного незащищенного места, ни одной возможности для контратаки. Он только и мог, что уклоняться от смертельных выпадов, ослаблять удары зазубренного лезвия, подставляя уцелевшие места кольчуги под безжалостный клинок.
Многочисленные синяки, треснувшие кости, зияющие раны, из которых текла кровь, пропитывая шерстяной подкольчужник… Спиннок Дюрав шатался под непрекращающейся атакой.
Долго так не продлится.
Это и без того уже длилось невероятно долго.
Спиннок блокировал очередной удар, но на сей раз звук раздался странно глухой – хватка на рукояти ослабла, эфес отвалился. Хрипло выдохнув, Спиннок поднырнул под свистнувшее лезвие и снова выпрямился…
Но Каллор шагнул вперед, сокращая дистанцию, и двуручный меч взметнулся снова.
Спиннок защитился, но рука от удара онемела, и оружие словно рассыпалось в руке: клинок отлетел в сторону, а куски рукояти выпали из онемевших пальцев.
Меч Каллора прорезал ему грудь.
Спиннок шатнулся и тяжело рухнул навзничь на откос канавы; кровь текла по груди, и он закрыл глаза.
Хриплое дыхание Каллора раздалось совсем рядом.
На лицо Спинноку падали капли пота, но он все равно не открыл глаза. Он чувствовал… чувствовал далекую смерть. Этого он и боялся. И после всего, что удалось ему на этом перекрестке, после всех подвигов, самой героической оказалась улыбка, появившаяся на разбитых, кровоточащих губах.
И только она остановила меч Каллора от завершающего удара. Остановила… пока.
– И в чем, – тихо спросил Каллор, – было дело, Спиннок Дюрав?
Но поверженный воин не ответил.
– Ты не мог победить. Здесь ты только и мог, что умереть. Проклятье, скажи,