— Я умираю, — голос Пирса тих и ясен. — Не знаю, доживу ли до утра. Я уже почти
Он долго молчит, прежде чем продолжить:
— Хорошо, что мы повидались. Девочка, я знаю, ты меня недолюбливаешь. Видит бог, я ни разу в жизни не давал тебе повода к этому. Но сердцу не прикажешь. Ты не можешь простить мне, что я женился на твоей матери. Извини, это было выше моих сил. При всём уважении к моему другу, твоему покойному отцу…
Рут ищет в себе злобу и не находит.
— Я виноват, дитя моё. Виноват перед тобой, но во стократ больше я виноват перед самим собой. Знаешь, что я сказал бы себе, будь я тахтон?
— Знаю, — вместо мисс Шиммер отвечает Джош. — Я бы сказал себе: «Мистер Редман, сэр! Без твоего согласия я бы остался пустым местом. Ты сам отдавал себя в моё распоряжение. Кто позволял мне перекраивать тебя? Выступать от твоего имени? Разрывать связь между душой и телом? Ты наделял меня всё бóльшими правами, считая, что тебе так будет лучше. Почему же ты удивляешься, выяснив, что ты — не человек, а дом, участок, рудник? Что права на тебя отныне принадлежат мне? Я подал заявку, оплатил её по прейскуранту. Ты теперь я. Хочешь жаловаться? Найди суд, который возьмётся рассмотреть наш спор! И не удивляйся, мой драгоценный, мой пустоголовый мистер Редман, если судья вынесет решение не в твою пользу».
— Ты теперь я, — повторяет Рут. — Я уже почти он.
Она выстраивает слова, как патроны на прилавке, пулями кверху:
— Чего хочет ваш тахтон, мистер Редман…
— Джош. Просто Джош, умоляю.
— Чего хочет ваш тахтон, мы знаем. Чего хочет тахтон моего отчима, мы тоже знаем. Чёрный ход вот-вот откроется, это нам тоже известно…
С улицы долетают выстрелы. Стихают.
Люстра висит над Элмер-Крик — пленником, связанным по рукам и ногам чужой злой волей. В любую секунду она готова рухнуть, умертвить беднягу, как секира в рассказе про колодец и маятник. Джош не знает этого рассказа, не знает и автора, душевнобольного пьяницу, но та история уже написана, а новая пишется сейчас.
— Вопрос в другом:
Она ждёт ответа. Но не этого:
— Черти? Бесы? Налёт?
Пирс смотрит на чашку чая, нетронутую китайцем. Это не жажда, это неисполнимая мечта.
— Девочка моя, это слишком по-человечески. Время течёт из прошлого в будущее, причина рождает следствие… Мы имеем дело с чудесами, а чудеса мыслят иначе.