Дверь сотрясается. Вот-вот запоры не выдержат.

— Спрятаться решил, паршивец?! У мэра под задницей?!

Дрекстона колотит от ярости:

— Это твоя работа! Твоя!!!

Знал бы шериф, насколько он прав!

— Сладкой жизни захотел?! В моё кресло?!!

Шериф поднимает револьвер. И — чудо! — рука его перестаёт дрожать.

«Берегись!» — вот что хочет крикнуть Джош, обращаясь к тахтону. Его крик тахтон услышит, не может не услышать: «Тело! На тебе моё тело, засранец! Обернись, беги, прячься…» Джош очень хочет закричать, предупредить, спасти. Желание кипит в нём крутым кипятком, жжёт глотку, словно кипяток настоящий и глотка настоящая, и жизнь настоящая, и смерть тоже.

Он молчит. От молчания Джоша корёжит, но он не издаёт ни звука. Стоять, ничего не делать и смотреть, как Дрекстон взводит курок, направляет револьвер в спину твоему родному, твоему единственному телу, жмёт на спуск…

Не приведи вам Бог, сэр.

— Вопрос жизни и смерти?!

Грохочут выстрелы: один, второй, третий.

— Вот тебе жизнь! Вот тебе смерть!

Что-то горячее с силой тарана бьёт Джоша в спину. Разворачивает, швыряет вперёд, ко входу в мэрию. По его спине — нет, по спине его тела расплывается тёмное пятно.

«Он попал в меня! Попал в нас…»

Новый обжигающий удар — в поясницу. Пули рвут призрачную плоть, как если бы она была настоящей. Боль тахтона, боль Джошева тела — одна на двоих.

На троих?

Пули бросают тахтона на дверь, прижимают к тяжёлым створкам. Вопреки ожиданиям тахтон оборачивается, хотя ему давно пора лежать хладным трупом. Выдёргивает «ремингтон» из кобуры — и пуля шерифа ударяет ему в грудь. Оружие выпадает из разжавшихся пальцев, со стуком бьётся оземь.

Ноги тахтона подламываются, он сползает наземь, оставляя на двери чёрный блестящий след. Он красный, этот след, но в Элмер-Крик самый красный — пожар, а значит, всё остальное чёрное, даже кровь.

Губы шевелятся, тахтон пытается что-то сказать. Но звука нет, нет и шелеста осенней листвы. Вокруг рта пузырится кровавая пена. Три раны, три паровозных топки жгучей боли медленно гаснут в блёклом призраке — ничтожной малости, оставшейся от Джошуа Редмана, которого друзья звали Малышом.