Положение в государстве было шатким. Голодным бунтом веяло из пустых сараев и подклетей. Стоило бросить клич, – и все вспыхнуло бы, как пересушенная соломенная скирда, политая бензином. И тогда добрые соседи с юга придут не сватами, а захватчиками. Впрочем, не исключен вариант «миротворческой помощи» новоявленному родственнику, что немногим лучше.

Порицаемая многими политика князя была вынужденной. Мусульмане и суздальцы понимали только язык силы, оттого из деревень и поселков княжества уводили рекрутов, из подданных тянули все соки, чтобы войска не умерли с голоду.

Был простой вариант решения проблемы: группа из пяти – семи жаробойщиков могла превратить Тамбов в пепелище. Но тогда где взять потом патроны? Подняться с рогатинами против танков с композитной броней, скорострельных пушек и гранатометов?

Что мы будем потом есть, ибо давно не было секретом, что именно Тамбов обеспечивал Владимиру треть поставок продовольствия.

Я, конечно, мог вооружить каждый взвод джаггернаутом. Но, честно говоря, я не видел ни одного способа контролировать тех, кому дам в руки такое оружие. Башни срывало и от меньшего. Раздавать джаггеры стоит лишь в качестве крайнего средства, когда снаряды врага рушат стены города. Во всех прочих случаях – это лекарство, которое горше болезни.

Осенний день кончился. В комнате стало совсем темно. В дверь осторожно поскребся слуга со свечами. Я по своей привычке попросил не устраивать иллюминации и оставить пару для меня и князя. Потом пришел работник с охапкой дров и развел огонь в камине. Дворцовые служки были отлично вышколены и старательно не замечали того, что князь стоит перед каким-то старшим лейтенантом. Но пара робких взглядов подсказала мне, на что надеялись эти люди.

По кабинету распространился вкусный смолистый запах свежеколотых сосновых дров, приправленный легким дымком. Камин, как и в мое время, немного дымил при растопке.

В полутьме блестели позолота букв на корешках книг, памятные безделушки на полках, полированная сталь парадного оружия. Все это было таким родным, знакомым, собранным моими руками и связанным с дорогими моментами жизни. На мгновение показалось, будто я и не уходил отсюда.

Жестом я предложил князю не маячить и какое-то время наслаждался давно забытыми ощущениями. Но сентиментальная грусть не смогла перебить работу холодного, безжалостного разума.

Я снова и снова крутил варианты и не находил приемлемого решения. Требовать от своего праправнука освободить трон – не слишком хорошая идея. И отдаст добром – плохо, делать придется все то же самое, что он. А не отдаст? Придется выйти и обвинять власть, обещая молочные реки и кисельные берега, сжечь Тамбов и Суздаль, устроить неимущим образцово-показательный патриархальный рай от «Долгожданного Спасителя» и остаться с голым задом, когда придут войска под звездно-полосатым флагом. Ибо нет у правителя других рук, кроме рук его подданных. Сделать что-то великое можно только сильно нагнув трудников. А они отблагодарят за это, ох отблагодарят! – не усидишь на троне. Все имеет свою цену.