– Первой, на ком попробуете, – Рогнеда. Мы должны быть уверены, что она – это она, – предложил я.

– Пророк сентиментален? – удивилась Преподобная.

– Мальчику это важно было, – ответил я.

– Ганя нам обеим как дочь, – сказала Лесовичка. – А тебе, я вижу, она безразлична. Даже не спросил, жива ли.

– Девушки, вы сами свою кровинушку сдали суздальцам с потрохами. А после поете о неземной любви.

Глаза женщин полыхнули огнем.

– Политика – штука сложная, – ответила Преподобная, едва удержавшись от ругательств. – И не дело в нее лезть человеку, которого завтра на кол посадят.

– Не надо мне парить мозг дешевой демагогией, – отрезал я.

Старухи замолчали. Я понял, что надо сгладить ситуацию.

– Если бы Ганя умерла, то сказали бы мне об этом в первую очередь.

– Да тебе плевать на нее!

– Стоило ли тогда бодаться с конструктами биомассы, тащить черт знает что за двести километров, потом паковать тело.

– Неубедительно как-то, – заметила Лесовичка.

– А то не ваше дело, – отрезал я. – Вот еще вас я должен убеждать в «чувствиях».

– Эй там, – высоким, не допускающим возражений голосом, крикнула Преподобная. – Приведите ее.

– А теперь придется, – произнесла Лесовичка, с сочувствием посмотрев на меня. – Может, она за тебя попросит.

Ждать долго не пришлось, поскольку Ганя стояла за дверью и слушала наш разговор.

Она сделала шаг в комнату и остановилась, старательно не входя в полосу света. Было видно, как девушка взволнована.

Рогнеда старательно сдерживала себя, но хваленая выучка амазонок ей не помогала. Грудь ее тяжело вздымалась от дыхания, руки она держала неестественно неподвижно, точно хотела протянуть ко мне и боролась с этим желанием.

Я приблизился к ней, откинул капюшон. Сильно при этом рисковал, поскольку не понял, чего она желала – обнять или ударить? Девушка сделала слабую попытку задержать мои руки, но я был настойчив. Она опустила голову, не давая взглянуть в лицо. Я взял девушку за подбородок, решительно поднял.