Дочка князя хотела отвернуться, но не посмела. Сразу стала понятна причина ее скромности.

Под ее глазами пролегала густая синева. Веки были почти черными, опухшими. Красивые Ганины глаза едва виднелись за ними.

От девушки исходил пряный запах бадяги, знаменитого средства от синяков. Дочь князя пыталась вернуть себе приличный вид.

– Привет, – сказал я. – Красиво. Кто тебя так?

– О притолоку ударилась., – тихо ответила она. – Я не сержусь. Ты спас меня, хоть и это было очень больно. Та, что была во мне, вывернулась наизнанку и пошла вслед за запахом. А вот Агафья умерла. Эта тварь использовала Агашу… Как несправедливо и неправильно в награду за верность получить смерть. Она единственная не бросила меня. Я виновата.

– По-другому никак нельзя было. Ты помнишь, что было потом, после болота?

– Да… И нет… Я все помню, но меня вроде как не было. Мы оказались женаты. Как странно все у нас вышло.

Кажется, кто-то одной рукой дает, другой душит. Сволочь эта на самом верху Но не доберешься…

– Это ты про Бога, что ли?

– Обещанный Пророк-Спаситель… А на самом деле – пустое место. Торопыга и пустозвон. Ты совсем не любил меня, лишь использовал, чтобы пролезть к свои железякам. Но не спасут они… Лучше бы я за тамбовца вышла, чем за тебя. Они оборотистые, им все дешево от дураков недоразвитых достается. Алена многое рассказывала.

Я внимательно наблюдал за дочкой князя, жестко и беспристрастно анализируя ее состояние. Более обидной и нелогичной напраслины я не слышал. Похоже, она после всех испытаний повредилась рассудком.

– А кто мешает? – глумливо поинтересовался я. – Ничего, помиритесь с тамбовскими. Тебя и вдовой возьмут. Может, снова кого полезного подселят.

Рогнеда переменилась в лице и едва удержалась от брани.

– Кто ты на самом деле? – спросила она, когда снова овладела собой.

– Даниил, – с оттенком недоумения ответил я.

– Даниилом ты был со мной под Суздалем. Знаешь, ведь мы с тобой не знакомы. Ты как-то обмолвился, что тебя Иваном зовут.

– Звали, верно.

– Ну ладно, Иван. Я благодарна тебе, – грустно сказала дочка князя. – Ты мне помог, и ты мне больше не нужен. Прощай.

Тихой и печальной тенью девушка вышла из камеры. От нее сквозило грустью и решимостью. Я почувствовал это, но честное слово, мне некогда было заниматься отношениями с девчонкой. Масштабные задачи грядущего и прямая угроза жизни были важнее.

– Вот ведь солдафон, – укоризненно сказала Лесовичка, когда дверь за дочкой князя закрылась. – Обнял бы, поцеловал, сказал «люблю». Ну не переломился бы. Совсем ты не изменился, дурак старый.