Я не помнил в точности, как это могло случиться. Но потом после напряженных мыслительных усилий туман рассеялся.

Надо было что-то делать. Не хватало сдохнуть теперь за ошибку старой маразматички, сделанную пятьсот лет назад. В ужасе я подбежал к двери. Стал истошно орать и колотить в старые закопченные доски.

Как бы мне не было жутко, но я опять уловил запах бодяги, точно Ганя была тут совсем недавно, а не ушла больше часа назад.

На мои призывы долго никто не отзывался, пока вдали не забухали сапоги и знакомый голос глухо и отрывисто не скомандовал: «Отставить! Прекратить!». Это был хорошо знакомый мне Васька Репкин, в этой ситуации худший вариант из возможных.

С того самого дня, когда с моей подачи разводящий Силантьев избил Ваську при нас с отцом на посту, я чувствовал исходящую от Репкина затаенную, трусливую ненависть.

– Постовой, ко мне, – приказал я, надеясь, что голос не даст петуха.

Однако от пережитого страха уверенного командного тона не получилось, и Васька это моментально почувствовал.

– Не положено! Прекратить!

– Постовой, брата моего позови сюда!

– Какого такого брата? – отозвался гвардеец. – Ты Пророком-Спасителем назвался? Значит, нет у тебя тут родных.

– У, долдон! – взвыл я. – Позови, ведро самогона поставлю! Или денег хочешь? Позови, у меня есть. Много. На пару коров тебе хватит.

Лязгнул засов, открылось окошко в двери камеры. Сальная морда с линялыми голубыми глазками появилась в проеме.

Репкин долго смотрел на меня, наслаждаясь своим торжеством.

– Мне твой самогон, щенок поганый, без надобности. И деньги свои засунь себе поглубже, – важно сказал тюремщик. – Куда завтра тебе кол загонят. Есть на свете справедливость.

Репкин изобразил пальцами левой руки круг и сунул туда большой палец правой. Потом с треском захлопнул окошко и зашагал прочь, громко, на весь коридор напевая: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…».

Именно это мурлыкал Силантьев, набив Ваське морду.

Тут вокальные упражнения гвардейца прервал высокий женский голос. Я еле его узнал, настолько пленительные и чувственные интонации искажались нотками наглого, высокомерного превосходства. Слов было не разобрать, но, похоже, девушка похвалила тюремщика за бдительность.

Да, это была она, когда-то захваченная на болоте чужеродной сущностью и освобожденная ценой моих невероятных усилий и смертельного риска, наследница престола. Похоже, Ганя сделала свой выбор.

А еще она приходила позлорадствовать и полюбоваться на мое смятение.

Сдохнуть на колу не входило в мои планы. У меня была батарея с блоком преобразования на 220 вольт, оттого умереть можно было легко. Но я предпочел переделать ее в бомбу полного распада, чтобы уйти весело и с огоньком, взяв с собой как можно больше попутчиков.