– Можешь поехать со мной, – прорычал Красный Коготь. – Помочь сопроводить мирных жителей.

Заноза угрюмо кивнул.

– Это смогу.

– Благодарю тебя, – сказал ему Шакал искренне. И уже хотел отдать приказ выдвигаться, когда к Уродищу подошла Берил. Овес опустил глаза на мать, и они молча смотрели друг на друга. Она, познавшая уклад копыта еще до его рождения, разрывалась между почтением к ездоку и страхом за своего сына. Овес на мгновение положил широкую руку на голову Пролазы, затем наклонился и поцеловал Берил, уткнувшись жесткой бородой в ее щеку. Все отвели глаза.

Только когда Овес натянул поводья, Шакал отдал приказ.

– Едем!

Они двинулись на юг, миновав погребальный костер Горнила, где из-под обломков все еще вопил заколдованный орк. Искать тяжаков долго не пришлось. Они находились менее чем в миле от Горнила – колонна высоких смуглых фигур, движущихся в облаке пыли. Это был еще один ул’усуун, три сотни налетчиков, вооруженных копьями и ятаганами. Копыто натянуло поводья, очутившись прямо на их пути.

– И это все? – возмутился Хорек. – Я-то думал, они приведут целую армию.

Все, усмехнувшись, проверили свое оружие. Орки неумолимо приближались, и когда они заметили ездоков, из их рядов послышался гортанный крик. Язык ускорял шаг, стремясь либо убежать от врага, либо, что было еще лучше, вступить с ним в схватку и убить.

Копыто Шакала ждало их с поднятыми арбалетами.

Орки неслись во весь опор.

Как только тяжаки оказались в зоне досягаемости, копыто выпустило стрелы. Если они кого и сразили, Шакал этого не видел: он был целиком сосредоточен на перезарядке. Справа от него Блажка уже щелкнула тренчалом. После четвертого выстрела Шакал приказал отступать. Они развернулись и толкнули свинов. Орки бросились в погоню, рыча и топча землю длинными сильными ногами. Но ездоки оторвались и вскоре развернулись, чтобы выпустить новый рой тренчальных стрел, прежде чем снова ринуться прочь. Они кусали орков снова и снова, пока их колчаны не опустели. Тогда они отъехали дальше обычного, но прежде чем враг исчез из виду, Шакал скомандовал разворачиваться. С воплями и жаждой мести тяжаки неслись на них. И если ул’усуун поредел, это едва ли было заметно.

– Сколько завалили? – спросил разрумяненный Мед.

– Может, десяток, – предположил Гвоздь. – Не больше.

Шакал снял лямку арбалета, уронив оружие на землю. Остальные проделали то же самое и взяли в руки мечи. Повернув голову, он увидел рядом с собой Блажку – та, дикая и прекрасная, горела в предвкушении битвы.

– В бивневую, Шак? – Она улыбнулась.

– По их глоткам, – ответил он.