– Он что, в курсе всего происходящего? – удивился Ник.

– Да, – кивнул Гао. – Как только мы поняли, что у наших ученых после контакта произошли какие-то изменения в сознании и убедились, что исследования обычными методами не продвигаются дальше регистрации активности клауструма, мы пришли сюда.

– Очень интересно, – Монтини сделал глоток чая, поморщился и поставил чашку на стол. – Монах и глубокая наука, столкнувшаяся с субквантовой суперсущностью, управляющей Вселенной. Вам это не кажется несколько необычным?

– По-моему, здесь нет ничего странного. Более того, религии всегдапредполагали существование высшей силы и жизни после смерти в той или иной форме. А медитативные методики, тысячелетиями совершенствовавшиеся буддистскими монахами, подвели их почти вплотную к ментальному контакту с ней.

– Ладно. Оставим религию монахам, – махнул рукой Майк и спросил: – Ты говоришь, Тьери прилетит завтра. А Татьяна?

– Она пока в Москве. Русские, похоже, решили ее прогнать по большому кругу исследований и тестов. Когда они ее отпустят, не знаю. Но это совместная программа трех государств, поэтому она должна прилететь сюда в ближайшее время.

– Хорошо, дай знать, когда все прояснится, – зевнул итальянец и достал из кармана куртки пачку сигарет. – Пойду на воздух, покурю, что-то меня мутит от этого чая. И эти палочки с благовониями...

Когда итальянец вышел, Ник подозрительно посмотрел на свою пустую чашку и перевел взгляд на китайца.

– Чай действительно странный. Такое ощущение, что курнул травки.

– Обычный местный чай, – успокоил его Гао и до половины наполнил свою чашку из стоящего на столе древнего, как сам монастырь, небольшого медного чайника. – Листочки, корешки. Здесь все его пьют. Но, согласен, он обладает невыраженным стимулирующим эффектом или, наоборот, успокаивает. Это кто как реагирует.

После чаепития их разместили в жилом блоке в отгороженных друг от друга тонкими бамбуковыми стенками комнатках, крохотных настолько, что там могли разместиться только невысокая кровать, низкий табурет и что-то похожее на плоский шкафчик вдоль одной из стен. Опустившись на постель, застланную бельем из грубой ткани, Ник почувствовал, как на него навалилась усталость. Видимо, сказывался долгий перелет и смена часовых поясов. Он, с трудом борясь с закрывающимися веками, стянул с себя одежду и забрался под тяжелое, набитое то ли ватой, то ли шерстью одеяло.

Вечером Ник проснулся от гулкого удара гонга, созывающего обитателей монастыря на ужин. Он не спеша оделся, сполоснул лицо водой из медного тазика, стоящего на табуретке возле кровати, и вытерся грубым холщовым полотенцем.