– Ну так сделай, как хочешь, – отложив перо, советую я.

– Ничего не выйдет. – Айслин печально молчит, а потом с усилием признаётся: – Он увёл меня в тот тихий уголок за домами, чтобы поцеловать и… – Она заливается краской и отворачивается.

– И что ещё? – беспокойно выспрашиваю я. – Он тебя обидел?

– Нет, что ты. Он не такой. Просто иногда Рэндалл бывает очень… настойчивым. Раньше он меня только целовал. А теперь… хватает… везде. Это отвратительно. Меня тошнит.

– Как это… хватает?

Айслин склоняется над столом, пряча пылающее лицо.

– Он… трогает меня за грудь.

– Айслин, попроси родителей подыскать тебе кого-нибудь другого.

– Какая разница, кого они мне найдут! – взрывается она. – Я это ненавижу! Всё равно с кем! Терпеть не могу.

– А ты говорила об этом отцу или маме? – Надо хотя бы попытаться ей помочь.

Айслин горестно стискивает ладони:

– Я рассказала маме.

– И… что она ответила?

– Мама говорит, что все добропорядочные гарднерийки испытывают отвращение к… знакам внимания, которые неизбежно несут с собой обручение и последующая церемония скрепления союза. Однако все терпят… ждут радостей материнства. Я очень люблю детей, Эллорен, ты же знаешь. Я всегда хотела стать матерью. Но я не хочу… чтобы до меня дотрагивались… так. Был бы другой способ иметь детей…

– Какой? Откладывать яйца? – усмехаюсь я.

На мгновение на лице Айслин появляется улыбка.

– Как куры? Неплохая мысль.

За окном пустые поля мёрзнут под низким, холодным небом. Похоже, нам не миновать ещё одного ледяного дождя.

– Мне так тоскливо в последнее время, – жалобно сетует она, кривя губы в дрожащей улыбке.

– Хочешь, прогуляемся в столовую, выпьем чаю, – предлагаю я.