Несколько охранников дернулись, но президент остановил их жестом. Он подошел к Арине, посмотрел в ее полные решимости глаза и сказал:

– Арина, вы свободны, отправляйтесь к себе. Я вызову вас позже и все скажу.

Арина отдала честь:

– Есть, господин президент!

Развернулась и вышла.

      Вечерело. Солнце начало катиться к закату, когда Арина проходила мимо санчасти. На подоконнике сидели два совсем «зеленых» медбрата – из новоприбывших. Они беседовали так громко, что даже при всем своем желании Арина не смогла бы сделать вид, что не услышала то, о чем они говорили.

– Слышал, б…я, сегодняшний указ президента? Я случайно услышал. Это просто нечто! Я в ах…е! Это шок! Он возвращает смертную казнь как за военные преступления, так и за преступления на гражданке. Это просто очуметь!

– Да ладно, нах! Сириоз? Охренеть! Просто охренеть! Ты думаешь, это не гонево?

– Да не, ты че? Конечно, это серьезно. Я это услышал, когда меня заставили принести бутыли воды. Типа, я их должен был спиртом обработать, перед тем как открывать. Это попросили все эти чувихи, которые приехали с сопровождением президента. Ну и короче… Я так стою в уголке, открываю бутылки, и одна такая влетает с подружкой. И в комнате такие: «Пипе-е-ец! Ну ваще пипец!» Видимо, слов они не слишком много знают. Еще чего-то сказали про то, что «это, наверное, специально для нее». Для кого – для нее?

– А! Это, наверное, для той бабы, которая этого хрена из соседнего батальона побила. Но вообще все говорят, что он урод конченый.

– А что за баба-то его побила?

– А та, которая единственная из двух рот на Галичьей Горе выжила.

– Да уж, вот судьба-то. Там выжила, а тут из-за какого-то утырка ее на плаху отправят.

– Ну, в нашей стране никогда ничего справедливого не было и не будет.

– Да, уж.

– Да.

Арина тихо удалилась, ничем себя не выдав. Придя в свою комнату, которую ей вроде бы распорядился вернуть Бейдер, Арина наконец решила дать волю своим эмоциям.

Она села и приготовилась хотя бы немного, по-женски, всплакнуть перед тем, как ей официально объявят чудовищное – она была в этом уверена! – решение президента. Но время шло, а плакать совсем не получалось. И Арина решила, что она просто будет готова к этому решению. У нее даже мелькнула мысль, что, может быть, так будет и лучше. Она не увидит всего того ужаса, который будет происходить дальше, не увидит исход войны. А потом Арина представила, что, может быть, больше никогда не увидит родных и близких, своих сыновей, мужа, маму. Комок подступил к самому горлу, внутри все сжалось, но слез все равно не было. Арина свернулась в углу койки и задремала.