Арина повесила трубку и села на край кровати. Все ее тело было в повязках и эластичных бинтах. Действие обезболивающего начало проходить, и Арину все сильнее и сильнее пронизывали разряды болевых молний. Но просить обезболивающее сейчас нельзя. Вколют укол, и она заснет, а сейчас этого допускать никак нельзя. Нужно доехать до родителей Вани.

Через двадцать минут в дверь аккуратно проскользнул Герман. Он быстро подошел, оставил комплект формы на краешке кровати и собирался уже выйти.

– Нет, останься. Нужно быстрее. Тебя кто-нибудь заметит, и начнутся вопросы: а кто, а что, а зачем? Я быстро. Просто отвернись.

Одеваться оказалось гораздо труднее, нежели рассчитывала Арина. Боль не отпускала. И каждое движение давалось с огромным трудом.

– Герман, помоги, пожалуйста!

Герман сочувственно посмотрел на нее, потом со всей осторожностью помог надеть на больную руку рукав, начал застегивать пуговицы.

Арине казалось, что прошла целая вечность, прежде чем последняя пуговица оказалась застегнутой.

Арина прошла к крючкам у входа, на которых висело несколько белых халатов. Взяв один из них, Арина также с трудом, с помощью Германа надела его поверх формы.

– Идем! – сказала она Герману.

Аккуратно, стараясь не показать, что каждый шаг для нее является огромным мучением, Арина вышла с Германом из здания больницы. Пройдя к машине, она с трудом, при поддержке Германа, опустилась на сидение. И только когда ремень безопасности щелкнул, измученно закрыла глаза.

До деревеньки Бутынь, что по Минскому шоссе, Герман, по московским меркам, доехал достаточно быстро. Всего за час с небольшим он домчал за рулем старенького «мерседеса» до двухэтажного домика. Великолепные резные ворота, перед которыми они остановились, говорили о том, что хозяева, скорее всего, сами участвовали в создании этих самых ворот. Вообще все, что касалось и участка, на котором стоял дом, и самого дома, как бы говорило о том, что тут живет хозяин с золотыми руками. Каждый кустик был подвязан, каждое деревце было окопано и находилось за маленькой оградкой. Газон был аккуратно подстрижен, а дорожки, которые расходились по всему участку, хотя и были уже совсем не новыми, оставались по-прежнему ухоженными и чистыми. Было видно, что и в дом, и во всю прилегающую территорию вложили душу. Если бы не обстоятельства, в связи с которыми Арина оказалась здесь, она бы с удовольствием прогулялась по этим дорожкам и полюбовалась бы на сад.

Арина подала знак Герману остаться и вышла из машины. Осторожно толкнув калитку, она вошла во двор одна. Вошла, чтобы сообщить о смерти единственного сына родителям, которые в нем души не чаяли. Что может быть ужаснее для руководителя? Арина мысленно дала себе слово еще тогда, когда погиб Ваня, что о его смерти она сама сообщит его отцу и матери. По-другому она не могла поступить.