В этот момент Арина краем глаза уловила движение какой-то тени. И просто интуитивно подалась в другую сторону. Мать Вани, не удержавшись на ногах, кубарем полетела через стоящий около Арины диван. В руках у нее был уже другой кухонный нож.

– Ой, дура, ой, дура, – повторял отец Вани, который уже снова держал женщину в руках. – Арина, будьте добры, там на кухне таблетки разложены. Налейте стакан воды и возьмите две таблетки феназепама и таблетку мелатонина. Я сейчас тоже не в состоянии ее успокаивать. Проспится, я ей все объясню. Я знаю, что вы ни в чем не виноваты. Вы из Вани мужика сделали.

– Я никого из него не делала. Он всегда был хорошим человеком и мужчиной, хоть и молодым, – сказала Арина, когда принесла таблетки и воду.

Петр Борисович запихнул насильно три таблетки, потом влил воды и держал Ванину маму до тех пор, пока та не свалилась в глубоком забытьи.

– Спи, Надя, спи. Тебе надо отдохнуть.

Он поднялся на удивление легко. Проворно взял на руки свою жену и отнес в спальню. Потом, вернувшись, сказал:

– У вас кровь. Вы, видимо, из больницы приехали. Возвращайтесь туда. Вам надо быстрее поправляться. Мне многое рассказали про вас. Такие, как вы, путеводные звездочки на фронте. Вы ох как нужны простым солдатам и вообще людям. Приходите в себя. И приходите через три дня на похороны Вани. Я контакты свои оставил вашему заместителю, что остался на улице.

– Хорошо, Петр Борисович, я обязательно приду. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль, что так получилось. Ваня герой. Он спас своих товарищей. Всех нас спас. Я буду требовать, чтобы его наградили. Посмертно. Я знаю, что это для вас ничего не изменит, но это будет правильно.

– Правильно было бы удавить эту гниду, Корнишенко, который своего внука-дебила записал к вам в роту при поддержке министра обороны. Вот это правильно. И самого урода Бляблина удавить. Это тоже правильно было бы. Но вам этого делать ни в коем случае нельзя.

Отец Вани подошел к Арине и обнял ее. Тепло. По-отечески.

– Что ж, майор Арина Грик, вам пора возвращаться в больницу, а то вы тут у меня вся кровью истечете.

Он проводил Арину до машины, поддерживая ее за локоть. Пожал руку Герману и направился обратно в дом.

Жена спала беспробудным сном, и ему представилась возможность погоревать без свидетелей его боли и отчаяния. Как только Арина с Германом уехали, и дверь в дом закрылась, Петр Борисович, подперев дверь спиной, тихонечко сполз вниз и зарыдал. Тихо, беззвучно. Закрыв голову огромными мозолистыми руками. По его щекам градом катились слезы. Он, наконец, смог дать волю всем своим отцовским чувствам.