Тавросианка погладила меня по голове, и я понял, что моя голова у нее на коленях.
– Он вас пнул. Нокаутировал.
– Нет, – сказал я, – это я знаю. После.
Валка без слов повернула голову, демонстрируя две окровавленные ранки, похожие на следы укусов насекомого, ровно в том месте между воротником и ухом, где останавливалось переплетение черных линий и завитков.
– Ох!
Я не хотел думать, чем нам грозило то, что образцы наших генов оказались в руках беглого исследователя Хора. Хор был источником могущества Капеллы; институт, где производили на свет вирусы и яды, которые позволяли держать под контролем все имперские системы. Хора боялись. Как один из его августейших членов, пусть и падший, очутился здесь? Я думал об этом, пока голова не начала раскалываться, и я прекратил.
– Валка, простите. Не стоило вас сюда приводить.
– Без меня вы бы сюда не добрались, – вздохнула она. – Забыли?
Пристыженный, я закрыл глаза. Смотреть на свет было больно, и я решил, что у меня сотрясение. Валку куда меньше моего беспокоили экстрасоларианские кровяные манипуляции. Ей были неведомы ужасы, которые могли сотворить с ее генами, извратив всю суть ее личности. А вот я прекрасно помнил угрозы Калверта, помнил Найю и древо жизни в зале, где мы впервые столкнулись с бывшим жрецом. Я знал.
Есть вещи хуже смерти.
Умереть нелегко.
Жить – труднее.
Еще труднее жить рабом, или кем еще они будут – те я, или части меня, или вовсе не я, – те чудовища, которых Калверт сотворит из одной капли моей крови. Они будут его рабами или рабами тех установок, которые он впишет в их геном. Как там говорило Братство? Рычаги, за которые дергают гены. Какой-то темный уголок меня увидел золотистые глаза Валки, раскрытые так же широко и глядящие безумно, как глаза Найи. Увидел мои собственные глаза. Сквозь боль я вздрогнул и, кажется, вскрикнул.
– Не стоит об этом переживать, – сказала Валка, словно прочитав мои мысли. – Все будет хорошо. Ничего с нами не случится. Этот чертов монстр способен на куда худшее, если ему позволить. Но пока мы в безопасности.
Она говорила уверенно, многозначительно, и я успокоился. Не стал спорить, пусть и по-прежнему сомневался. Я почувствовал прикосновение холодных пальцев. Ногти царапнули лицо.
– Похоже, у вас сотрясение, – предположила Валка.
Я согласно прокряхтел.
– Однако я нашла тут старую аптечку. Похоже, это место когда-то использовали как кладовую. Полезного в аптечке мало, но бинты пригодились. Он вам руку порезал.
С большим трудом я вытянул шею, чтобы взглянуть. Голова кружилась, меня чуть не вырвало. Валка накрыла меня шинелью, которую я ей одолжил. Рукав туники был разорван и перепачкан, из прорехи выглядывала серая ткань. Левое запястье. Я тихо усмехнулся и тут же пожалел об этом. Больше шрамов для этой бедной руки. Отметина от когтей Калверта вдобавок к россыпи следов от катарского разбрызгивателя и криоожогу на пальце.