Горец уснул, спек уже перестал действовать. Дима устало огляделся. Здесь почти ничего не изменилось, только травой всё поросло, да стёкла окон Дома пылью затянуло.

В Доме тоже всё было так, как и помнил Медоед с того последнего дня, когда находился здесь. Отец, до странности, ничего не тронул. Пустой холодильник, рядом только несколько палетов с бутылками воды, один из которых Дима использовал, чтобы промыть раны отца. Надо смотаться на ближние кластеры, еды натаскать, отцу много понадобится…

* * *

Пекло.

Дом.

Три дня спустя.

Первые сутки Дима почти не отходил от Горца, сидел рядом, держа за здоровую руку. Отец, в основном, спал. Иногда во сне бредил, вскрикивал и просыпался, найдя взглядом Диму успокаивался и крепче сжимал его руку, словно боясь остаться один, снова потерять. У Димы сердце кровью обливалось, когда он смотрел на отца. И в голове тяжкие мысли и переживания, которые не выбросить и не отгородиться. Поговорить пока не удавалось. Горец был слишком слаб. Медоед скормил ему все свои припасы. Найденные в Доме консервы использовать не стал, половина банок вздулись, а остальное и проверять не стал, выбросил на Черноту.

На второй день Дима–таки решился оставить Горца и ушёл на ближайший городской кластер за едой. Потратил на это половину дня, но задачу выполнил. Отец так и спал. Это хорошо, думал Дима, смотря на него и внутри всё сжималось. Идиот, думал парень про себя, какой же он дурак… зачем ушёл тогда, после смерти мамы. Мог ведь и слова найти нужные, успокоить, не дать отцу скатиться в то безумие, на которое он себя обрёк… да, пришлось бы тяжело, но они бы остались вместе и вместе бы пережили эту страшную потерю.

Отца Дима обмыл вечером, когда менял повязки, потратил на это почти всю воду. Кое–как подстриг ему волосы. Бороду трогать не стал, сам потом побреется, когда восстановится. Или оставит, не это важно, главное, чтобы в себя пришёл. Исхудавшее, в шрамах, тело Горца привело сына в ужас. Еще и раны эти… слёзы сами–собой наворачивались…

На третий день раны Горца почти полностью закрылись розовой, тонкой ещё кожей. Спасибо его бешеной регенерации и имевшемуся у Димы запасу чёрного жемчуга, которого, однако, могло и не хватить. Еду тоже почти всю Горец и съедал. Надо снова идти.

Наконец, начали полноценно разговаривать, первые дни это был неуверенный обмен фразами. Когда отец полностью всё осознал, осознал себя, самое главное, ему стало жутко стыдно за своё состояние и беспомощность, что сын, как квочка, хлопочет над ним. Дима за эти дни и сам немного похудел, все запасы на отца уходили, да и нервов сжёг изрядно.