«Ну-ка! Ну-ка! – оживился Герман. – Что теперь ты на это скажешь, дорогой мой «двойничек»? Это же так просто! Ведь ты – это я. А значит, вспомнить все то, что когда-либо было в моей жизни – для тебя не проблема! Так, легкое напряжение памяти и…»

Герман отчаянно копался в закоулках своей необъятной памяти в поисках того, что действительно когда перевернуло всю его жизнь.

Многое что приходило ему на ум: война, «падшие ангелы», четыре «роковых» зубочистки, сладостные объятия Славы, Эльдорадо, Настя… Все это было. Но было для него слишком личным и он ни за что на свете не согласился бы обсуждать это с кем бы то не было.

Что же еще? Что? Что было в его жизни такого, чего он так и не смог никогда предать забвению?

Неожиданно в его памяти всплыли мрачные пещеры Плутона, смертоносный туман из кислотной слизи, бесконечный метеоритный дождь и девять человеческих жизней в полной его власти.

Он был всего лишь пилотом. Пилотом, которому было невдомек, что такое боль и страх. Пилотом, который в любую секунду был готов свести свои счеты с жизнью. А они…они были простыми рудокопами. У каждого из них были семьи, которые с нетерпением ждали возвращения своих отцов и мужей.

Его же никто не ждал.

И вот они оказались в одно и то же время в одной и той же точке вселенной – сумасшедший пилот и девять ни в чем неповинных и смертельно перепуганных колонистов. Одни – на краю ледяной пустыни. Одни – в темноте безжалостной и кровожадной ночи. Одни – перед лицом общей для всех опасности.

Но ему тогда повезло. Им тоже. Они выжили и навсегда улетели с Плутона. А он остался там. Еще на несколько месяцев. Десятки, сотни, а то и тысячи раз возвращаясь к тому самому злосчастному каньону, из которого ни он, ни его девять спутников уже не чаяли выбраться в ту ночь.

Там, на дне каньона, все еще валялись обломки его флатера, обожженные пламенем и кислотой. Рядом с ними все так же чернел и источал зловонный аромат труп «стерлинга», разорванный в клочья взрывом и изглоданный до самых костей ленточными «перевертышами». Все так же сверкали скафандрами тела их четверых товарищей, которым в ту роковую ночь так и не удалось выжить.

Герман в нетерпении взглянул на своего «двойника», ожидая услышать из его уст только что восстановленную им в своей памяти историю.

– Нет, не знаю, – неожиданно спасовал тот.

«Не может быть!» – вырвался из недр всего существа Германа возглас восторга и, одновременно удивления.

«Не может быть, – как молитву повторил он про себя. – Судя по всему, не все так просто!»

Тот, который сейчас занимал его, Германа, место в транссфере, как только что оказалось на практике, имел достаточно поверхностное и ущербное представление о личной жизни своего «оригинала».