За ее спиной громыхнуло. Она споткнулась и упала.
– Беги, – прохрипел Цзян.
Рин почувствовала запах крови. Ей хотелось оглянуться, но она понимала, что этого делать нельзя, нужно бежать. Три шага. Она уже была так близко.
– Вызови их! – выкрикнул Цзян. – Нужно покончить с этим.
Рин с полной ясностью поняла, о чем он говорит. Она вышла в туман.
Она не чувствовала вины за то, что делает. Остался единственный вариант, и именно этого хотел Цзян. Он сделал выбор, и теперь дело за ней. Она подняла руку к небу и раскрыла ладонь.
«Выпускаю тебя на волю».
И Феникс откликнулся. Пока Дракон отвлекся на борьбу со Стражем, ее бог освободился. Пламя взметнулось из ее руки ярким маяком в сумраке тумана.
Феникс взревел от радости. Сейчас Рин чувствовала божественное присутствие совсем рядом, ближе, чем когда бы то ни было, она не ощущала такого единства с богом даже на Спире. Здесь стирались границы между человеческим и божественным, их воля сливалась, словно они были одним целым, один проявлялся через другого, и вместе они разрывали ткань бытия, чтобы переписать историю.
Огонь прорвался сквозь густой туман и взметнулся огромным столбом, таким ярким, что видно за многие мили. Покрывавшие гору Тяньшань облака расступились, и ясно стала видна стоящая на скале пагода.
Нэчжа должен это увидеть. Рин на это рассчитывала. Он наверняка проследил за ними до пагоды, и теперь она отдавала ему все, чего хотели гесперианцы – самые могущественные в мире шаманы собрались в одном месте, открытые мишени на вершине горы, откуда им никуда не деться.
Это твой шанс, Нэчжа. Воспользуйся им.
Из-за облаков один за другим показались дирижабли, размытые черные силуэты прилетели на свет ее маяка. Они парили в небе и ждали, выискивая мишень. Теперь они ее получили.
Они летели полукругом, окружая пагоду со всех сторон. С такого расстояния Рин не видела Нэчжу, но представляла его в центре эскадрильи, напряженно смотрящим вниз. Она подняла руку и помахала.
– Добро пожаловать, – пробормотала она.
Как только дирижабли нацелили орудия на гору, Рин потушила пламя и побежала.
Небеса расколол грохот. Он не смолкал, раскатываясь бесконечным громом, становясь все громче и громче, пока Рин не перестала слышать что-либо, кроме собственных мыслей. Возможно, она упала, а может, и нет. Рин переставляла ноги, но не чувствовала ничего ниже колен, только вибрацию в костях. Она как будто парила в воздухе, а онемевшее тело притупляло боль.
В воздухе что-то запульсировало. Не звук, а чувство. Воздух словно сгустился, как желеобразная каша, его неподвижность, заряженная напряжением, была так знакома.