Рин смотрела на него, понимая, что хочет подавить и ей достаточно лишь подумать об этом. Однажды Рин почти сделала нечто подобное – в тот миг, когда их связал якорь, в первые мгновения после того, как Катай стал ее связью с Фениксом, Рин чуть не уничтожила его. Она могла разорвать его разум, словно хлипкую сеть.

Катай тоже это понимал. Рин чувствовала его смирение перед неизбежным поражением.

Поражением, а не согласием. Теперь они стали врагами, и Рин могла сломить его волю, но не завоевать сердце.

И все же по какой-то причине у нее защемило сердце, и она остановилась.

– Прошу тебя, Катай.

– Нет, – ответил он. – Просто… Давай, действуй. Но я говорю «нет».

Он обмяк. Мир духов исчез. Рин пришла в себя в тот миг, когда Катай рухнул на землю, лихорадочно брыкаясь. И ее рука каким-то образом оказалась на его шее, а большой палец – на сонной артерии.

Их взгляды встретились. Рин охватил ужас.

Она узнала этот взгляд. Так когда-то она смотрела на Алтана. Так Дацзы смотрела на Жигу – с отчаянной, болезненной и полной угрызений совести преданностью.

Этот взгляд говорил: «Давай, сделай это. Возьми все, что пожелаешь. Я вечно буду тебя за это ненавидеть. Но и любить тоже буду вечно. Я не могу перестать тебя любить. Уничтожь меня, уничтожь нас, и я тебе позволю».

Она чуть было не приняла это за разрешение.

Но если она это сделает, если сломит его душу и заберет все, что хочет…

Она никогда не остановится. Ее власти не будет пределов. Она никогда не перестанет его использовать, разрывать его разум и жечь, каждый час, каждую минуту и каждую секунду, потому что ей всегда будет нужен огонь. Если Рин так поступит, то война охватит весь мир, а враги будут только умножаться, всегда найдется кто-нибудь новый, очередная Петра, которая попытается запретить ее бога и подавить народ, или очередной Нэчжа, подстрекающий к мятежу изнутри.

И если Рин не убьет всех до последнего, она никогда не будет в безопасности, никогда не завершит свою революцию и не остановится, пока не обратит весь мир в пепел, пока не останется в живых последней.

Пока не останется в одиночестве.

Будет ли это миром? Будет ли это освобождением?

Рин увидела свои будущие победы. Увидела обугленные руины Гесперии. Рин стояла в центре опустошительного пожара, пожиравшего мир вокруг, очищающего, сносящего прогнившее основание…

Но не видела, где заканчивается пожар.

Не понимала, где кончается боль – ни для всего мира, ни для Катая.

– Мне больно, – прошептал он.