Он чувствовал, как сознание плывет под натиском вскипающей ярости. Разум отступал, прячась за инстинкты – темные, древние, вопреки вбитым установкам о спокойствии в бою, они лезли из глубины на свет. И разум не спешил загонять их обратно – словно понимал, что только так, только бурлящим бешенством можно спастись от безумия, что творилось на поле. Положить несколько сотен, вырезать племя убогих уродов, превратить человеческие тела в окровавленный фарш из парящего на холоде мяса и сизой требухи… Не всякий мясник смог бы выдержать этот бой. Да и не бой это был. Бойня.

Густо пошли трассеры, через один. Не дожидаясь пока боезапас уйдет весь – оставить патрон в патроннике, чтоб не дергать затвор, не терять целую секунду! – Серега вдавил пальцем кнопку сброса, подхватил выпавшие барабаны, сопровождая на землю, обратным движением дернул из подсумка на поясе магазин. Четкий щелчок запора – и снова огонь, теперь уже одиночками. Добить последних.

Дикари закончились так же, как и сорвались в атаку – разом. Свалив коротышку, вспомнившего вдруг об автомате в руках и сумевшего выдавить жалкую очередь, Сотников оторвался от прицела. Вопли ярости смолкли – а вместе с ними уходила и его собственная злость. На смену пришли другие звуки… Дрожащей рукой он напялил УПЗО. Бетон цеха белел, щедро политый кровью и заваленный телами – сплошь, все пространство, начиная от дальних станков. Многие еще шевелились, дергались, сведенные судорогой, пытались ползти, давились кровью и рвотой, хрипели, стонали, взвизгивали – тонко, по-звериному. Тепловизор давал только общее изображение, конфигурацию тела как серой кляксы, и отличить женщину от мужчины было невозможно – но в общей пузырящейся какофонии звуков Серега различал и их. Он слышал сейчас всё это мертвое поле, активные наушники старательно собирали звуки в один ком – ком боли, ужаса, смерти – и услужливо пихали в мозг. И запах. Запах в цеху стоял непередаваемый. Воняло пороховой гарью. Воняло кровью. Густо воняло вскрытым кишечником, парящими на холоде потрохами. И Серега, почувствовав в желудке твердый плотный шар, торопясь, рванул с головы шлем…

Минуты через две, проблевавшись горячим желудочным соком, он, опираясь на колонну пресса, поднялся на ноги. В голове было пусто – и он был благодарен за эту пустоту. Где-то там, на периферии, он понимал, что осознание содеянного придет позже, навалится шипастым монстром, терзающим душу… Но пока – не время. Пока нужнее пустота…

Сплюнув остатки горькой мерзкой желчи, разъедающей рот, Серега нахлобучил шлем. Нужно продолжать. Не растекаться дерьмом по бетону. И он, командир, – именно он обязан снова собрать обойму в кулак.