После воистину адской тренировки (Мастер дал нам с Бруно просраться, после чего нас чуть ли не по кусочкам собирал какой-то старикан) мы с Эбигейл решили все же воплотить в жизнь то, что стараниями Кармен в прошлый раз накрылось медным тазом.

— Я тебя… прям возненавидела, — признается она, когда мы проходим мимо журчащего фонтана. — Поверить не могла, что ты со мной так поступил.

— Да я себя и сам возненавидел, — отвечаю я откровенностью на откровенность.

— Но теперь ведь такого не случится, да?

В ее голосе звучит надежда. И я хотел бы заверить ее в том, что никогда больше даже не взгляну в сторону другой девушки, но разве я могу? Могу быть уверенном в том, что больше никому Кардинал не даст этот чертов флакон, и я не потеряю рассудок? Смогу ли удержаться, если такое случится вновь?

Конечно, Кармен и заверила меня в том, что больше ему мой эякулят не требуется… но разве ей можно верить? Точно не после всего произошедшего.

— Не могу знать, что случится в будущем… — медленно говорю я, крепче сжимая ее руку, — но ты ведь будешь в следующий раз рядом, чтобы вправить мне мозги? Или… хотя бы прищепку на нос нацепить.

Она смеется. Звонко и мило. И от этого смеха на душе становится тепло.

Она тоже в каком-то смысле использовала меня. Не сейчас… но в школе. Там я нужен был ей лишь для того, чтобы решать контрольные по математике, и она ловко мной манипулировала. Лишь дурак бы не заметил, как к каждой контрольной ее наряд меняется на самый вызывающий.

Но разве теперь это важно?

Какое значение имеет то, что было на уроках математики, в мире, в котором даже сама учительница этого злосчастного предмета теперь шпилится неизвестно где с самым что ни на есть настоящим оборотнем?

Я с грустью вспоминаю Джимми.

Мне его не хватает.

— Аня рассказала мне про этого Муромца, — сглотнув, вдруг выдает Эбби, как-то резко сменив тему. — Она говорит, что он типа их национального героя. Как у греков были Геракл, Тесей и Ахиллес, так у русских это три богатыря. Но их имена я забыла… она говорила, но я забыла.

— Хочешь сказать, тут еще трое есть? — я сглатываю. — И что, этот Муромец был самый слабый из них?

Эбби тяжело вздыхает.

— Как я поняла, он как раз-таки был самым сильным.

Разговор прерывается из-за неизвестно откуда взявшегося карлика в шутовской одежде. Он протягивает нам свою банку с медяками, собранную благодаря таким же, как мы, прохожим.

Он звонко звенит этой мелочью, как бы намекая, что нам тоже следует пополнить эту копилочку.

Так как на Эбигейл нужно было произвести хорошее впечатление, я сую руку в карман, и достаю оттуда несколько медяков. Не пересчитывая, бросаю их ему в банку, за что получаю низкий поклон. Затем карлик тут же бросается к своей следующей «жертве», которой становится такой же парень, как я — ведущий по аллее свою леди.