— Да, чувиха, — говорит он уже своим, чертовски известным всем нам голосом. — Эт я! Курнёте?

Он срывает бороду, бросает ее в воду, достает из кармана свою хипповую шапочку и надевает на голову, срывая деревенскую шляпу. Сразу же откуда не возьмись появляются и его дреды, а в вытянутой по направлению к Эбби руке зажат косячок.

— О нет, Эл, спасибо, — она хихикает. — Я после того раза, когда ты дал нам свою травку, и мы с девчонками ее в туалете выкурили…

Она осекается, вспоминая, что рядом нахожусь я.

— Так вот за что тебя тогда от учебы на два дня отстранили? — теперь я знаю, о какой шалости говорила Элеонор, бывшая тогда для меня мисс Флауэрс. Правда, под словом «шалость» я тогда представил, что она с Жеральдин и Розалинд устроила лесбийскую оргию в уборной. Корделии хватило мозгов не курить этот косяк.

— Ну… — она заливается краской и улыбается.

— Ладно, ребзя, я ненадолго тут, — обращается к нам Эл и достает из другого кармана портсигар. Золотой. С выгравированном на крышке символом конопли. — Возьми, бро.

Я беру. Открываю.

Семь сигарет. Вернее, семь косяков. Но скрученные не обычной белой бумагой, а разноцветной. Каждая из семи сигарет была своего уникального цвета: красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя и фиолетовая.

— Цвета радуги?! — быстрее меня догадывается Эбби. — Да ты креативщик!

— А то! — подмигивает он ей. — В общем, это, Марк, — твоя палочка-выручалочка. Если будет очень худо — закуривай один из них. Вот спички, — их он отдает Эбби. — Дал бы зажигалочку, но местное население не поймет. Их и спички-то до усрачки напугают, а уж зажигалка… короче, если дело совсем уж дрянь — закуривай косяк. Тут же расклад на столе изменится. Правда… не ожидай, что будет это прям в твою пользу… но в бою против Муромца иначе ты с Арены живым не выйдешь.

Я грустно смотрю на эти косяки.

Сглатываю подступивший к горлу комок.

— Почему ты… не дал их раньше?

Я не вижу, как реагирует на эту фразу Эл, так как смотрю на содержимое портсигара.

— Мы потеряли весь наш класс… и Джимми. Он же был тебе другом.

И теперь я поднимаю глаза.

Эл не улыбается, что бывало редко.

— Я не мог, Маркус, — серьезно говорит он. — Я делаю лишь то, что мне дозволено.

— И ты тоже исполняешь приказы?