По широкому коридору под чередой хрустальных люстр мимо него то и дело проносились вышколенные официанты с подносами, которые были прикрыты силовыми крышками, бдительно-сосредоточенные контрразведчики в штатском (Петр узнавал их по характерному выражению лица: я при исполнении). Еще по коридору бегали взмыленные клерки — с пластиковыми урнами для тайного голосования и сканерами для подсчета голосов. Кибер-носильщиков в этом здании явно не жаловали. То ли диверсии боялись, то ли не умели с ними обращаться…

С утра над городом сгустились тучи, но обещанного синоптиками дождя все не было. Грязно-серые тучи клубились, быстро катясь от горизонта к горизонту. Этаж был довольно высокий, и лежащий у подножия Белого дома кусочек Москвы был виден как на ладони. Тесно уставленные магазинами, публичными домами и дешевыми гостиницами улицы старого города. Пробивающиеся сквозь толпу народа яркие пятна велорикш. Увешанная светящимися иероглифами торговой рекламы Пресня казалась одним из тысяч чайна-таунов, которые покрывали добрую половину Старой Земли. А над крышами домов, утыканных антеннами тахионной связи и украшенных сигнальными огнями, неслись нескончаемые потоки флаеров и глайдеров. Они летели в разных направлениях, объединенные в десятки разновысотных эшелонов, и не сталкивались, казалось, лишь каким-то чудом.

Петр Сухов второй раз в жизни оказался в древней Москве, и она произвела на него противоречивое впечатление. С одной стороны, Кремль с Большим губернаторским дворцом, Красная площадь с заколоченным Мавзолеем, покосившийся собор Василия Блаженного, Лобное место, где по традиции казнили проворовавшихся столичных мэров, монументальные руины Московского университета и мрачный Путинский замок с островерхими башнями. Это все памятники давно ушедших эпох, символы невозвратного величия Российской империи.

С другой стороны — бесконечные торговые ряды, где круглые сутки не смолкают ханьские и тюркские диалекты, Бульварное кольцо с его двенадцатью мечетями и частоколом минаретов, ларьки с электронным кокаином, стоящие на каждом углу, и наконец варьете «Большой театр» с сотнями голых танцовщиц и танцоров. Что могут они породить в русском человеке, кроме гнетущего ощущения чужеродности?

Белый дом, прикрытый зенитными батареями и барражирующим звеном стратосферных истребителей, каменным утесом возвышался над пеной мирской суеты. Сейчас он сам кипел — но уже от политических страстей. Вселенский Собор, созванный неизвестно кем и по непонятно какому принципу, именно в эти судьбоносные часы решал архиважную задачу: спустя шесть темных веков возрождал Российскую империю. И во главе нового государства на первых порах должен стоять совершенно удивительный орган — Имперский Совет.