В ту же секунду поверх пробитого мною отверстия в стекло с визгом впилась пуля. Почти сразу же последовал второй выстрел. Я торопливо, что было силы, двинул в дверь плечом. Она с грохотом рухнула. А я очутился прямо перед Фрэнком, который в упор наставил ствол винтовки мне в грудь.
Я буквально вдавился спиной в стену кабины. Прекрасно понимая всю тщетность своей попытки, я тем не менее попытался ударить противника топориком и даже едва не задел его. Тот все-таки успел слегка отступить назад, что в итоге и спасло его. Сквозь прозрачное забрало шлема я видел искаженные черты лица Фрэнка, плотно сжатые губы, неестественно блестевшие глаза. Когда он отшатнулся от моего удара, то невольно опустил оружие вниз, но тут же решительно вновь направил его на меня.
Я прекрасно видел, как напрягся его палец на спусковом крючке, и, не раздумывая, молниеносно метнул в него свой топорик. Он инстинктивно пригнулся, и рукоятка лишь слегка задела его плечо.
В третий раз черный зрачок винтовки впился в меня. На этот раз Фрэнк целился мне в голову. Я в отчаянии подумал: “Оба мы в данный момент демонстрируем свою полную и органическую несостоятельность. Разве сам факт прибытия индейца на Марс — не наглядное доказательство нашей уязвимости на планете, где людям не хватает воздуха для нормального дыхания?”
И все же я почему-то надеялся, что мне так или иначе удастся вдолбить Грею в голову эту истину.
Пока такого рода мысли вихрем проносились у меня в голове, я, осев и выгнув спину, рискнул одним прыжком перемахнуть через порог кабины. Ствол винтовки уткнулся мне в лицо. И вдруг Фрэнк зашатался, будто пьяный.
Во всяком случае, мне так показалось.
Более всего меня поразило то, что предназначавшаяся мне пуля, взвизгнув, умчалась куда-то в темноту.
Словно ниоткуда возник пожарный топорик и с грохотом свалился на пол помещения. Я внезапно понял, в чем дело. Это Хосе, стоя у второй двери, запустил им во Фрэнка. То ли ему повезло, то ли он был достаточно меток, но сфера, защищавшая голову нашего общего противника, разлетелась вдребезги.
Фрэнк споткнулся, зашатался и непременно вывалился бы через открытую дверь, не схвати я его за руку и не удержи в кабине в самую последнюю секунду. Пока я затаскивал его поглубже внутрь, закрывая одновременно за собой дверь, Хосе не двигался, прислонившись к противоположной стенке. Его левая рука повисла безжизненной плетью и сильно кровоточила. Лицо приобрело пепельный оттенок. И все же он через силу улыбнулся, когда я волочил по полу обмякшее тело Фрэнка Грея к контрольной кабине. Я надеялся спасти ему жизнь, восстановив нормальное для людей давление. Теперь дело было за правосудием — оно должно было дать оценку его действиям.