Теперь она могла узнать о смерти Лаурента, находясь в обществе этих аппаратчиков и «серых» вояк. Она старалась держать себя в руках, отгонять страх и надежду как можно дальше, наполнять сердце холодным равнодушием. Эта белая палата была не местом для слез и даже для чувств.
– Если «Рысь» будет уничтожена и ей не удастся разрушить риксскую систему антенн, – продолжала адмиральша, – мы узнаем об этом через восемь часов после гибели фрегата, с учетом стандартных временных моделей. Данные расчеты учитывают запаздывание скорости света между Легисом-XV и местом сражения, а также временное окно, необходимое местному военному командованию для принятия решения. Они должны на сто процентов увериться в том, что именно произошло.
– За эти восемь часов, – добавил Император, – риксский корабль успеет приблизиться к Легису на сорок миллиардов километров.
– Нам нужно будет ответить на запрос с Легиса очень быстро, – сказал генерал, – чтобы любое наше решение стало известно на планете скорее, чем крейсер окажется в опасной близости от нее.
Члены совета несколько озадаченно переглянулись. Они думали о войне в более грандиозных масштабах и, видимо, успели подзабыть о «Рыси». Совет решал судьбы многих поколений – сотен миллиардов живых, мертвых и нерожденных детей – а тут вдруг снова нужно было обратить внимание на судьбу одного-единственного корабля.
– В таком случае, нужно обсудить наши возможности, – высказался сенатор-утопианец.
– А они есть? – поинтересовалась Нара Оксам.
– Мы так полагаем, что есть, – ответил ей генерал.
– Я предлагаю использовать столетнее вето, – сказал сенатор Хендерс.
Эти слова повергли совет в замешательство. Вето было древней прерогативой военного совета, средством, которое наделяло советников его величества возможностью высказываться открыто, без боязни того, что их слова будут воспроизведены для широкой публики. Однако советники, по большому счету, и не обсуждали принимаемые решения с широкой публикой. В рамках вето никто не отвечал за последствия неумышленной ошибки.
– Я голосую «за», – сказал Император.
Нара почувствовала, как в палате воцарился леденящий холод страха. Монарх высказался за введение столетнего вето, следовательно, закон был принят без возражений, единогласно.
Теперь все, что бы ни было сказано в этой палате, не должно было выйти за ее стены, об этом не должен был узнать никто на протяжении ста лет по имперскому абсолютному времени. Плата за нарушение вето была столь же древней, как сама Империя.
Казнь путем обескровливания – обычная расплата за предательство.